Мёртвая зыбь

Так, популярный киевский режиссер Шерстобитов предложил ему поставить “Пылающий остров” на киевской студии имени Довженко, и, посетив студию, Званцев столкнулся со Штепселем и Тарапунькой. Видел съемки новых фильмов и уже снятый Шерстобитовым фильм “Мальчиш-Кибальчиш” по повести Аркадия Гайдара, но когда дело дошло до его видения фильма режиссером, и тот захотел ввести в него эсэсовцев в черных мундирах, из этого ничего не вышло. А еще раньше, сам знаменитый Довженко, имя которого носила студия, вместе с женой Солнцевой, незабываемой Аэлитой в былом фильме, мечтал поставить со Званцевым картину о полете на Марс. Но Довженко ушел из жизни, Солнцева, заменив его, к этому замыслу не вернулась.

А теперь не учел Званцев последствий перестройки.

— Нет у государства денег, — с горечью говорила Неля. — Прославленная советская кинематография свертывается. Гигантские павильоны Мосфильма, студии имени Горького пустуют и сдаются в аренду кому попало. В кинотеатрах американское гангстерское барахло, приобретенное по дешевке, публикой уже не смотрится, и сеть построенных по стране кинотеатров, чем мы гордились, прикрывается. Вот и наши кинокиты, получив от Главкино немного средств, поделили их между собой, чтобы поставить свои фильмы, и мы с вами оказались за бортом.

Но не лучше было и с романом “Альcино”.

Как всегда, Званцев отнес его в родное издательство “Молодая Гвардия”.

Но оно уже было не то. Еще недавно, крупнейшее в Европе, обладало популярными редакциями, мощной полиграфией, своими магазинами. Издатели сами, работали с авторами, создавали книги, сами печатали, сами продавали свою продукцию. Но, подчиняясь “духу времени”, когда все стремились к независимости, разваливалось по частям. Многочисленные редакции закрывались, годами воспитанные кадры разбежались. Опустевшие помещения сдавались в аренду коммерческим фирмам, и сами издатели искали выход в пытались торговать куриными окорочками…

Из-за общего обнищания народа былой книжный бум и стремление людей создавать личные библиотеки кончился. Спрос на книги упал, вернее, изменился. На появившихся книжных развалах в ход шли низкопробные детективы, не с игрой ума расследованием происшествий, а с обогреванием убийств и преступлений. Такая бульварщина выпускалась возникшими, как грибы после дождя, частными издательствами, порой однодневками, исчезающими после пиратского выпуска пары книг без оплаты гонорара и налогов.

Все же главный редактор “Молодой Гвардии” Федоров, в прошлом дружа со Званцевым, после его звонка о готовности рукописи, прислал за нею редактора Родикова.

Через неделю, как бывало, Званцев позвонил ему и спросил, удалось ли тому познакомиться с нею?

— Что тут сказать, — услышал он в трубку. — Классика!!

И писатель, как положено в литературе, стал ждать.

Наконец, решил еще раз позвонить редактору. Ему сообщили, что Родиков здесь больше не работает. Он понял, что тот рукописи не читал.

Пришлось звонить главному редактору. Федоров ответил, что рукопись у него на столе. Он прочитал и заказал художникам обложку.

Званцев привык со своим покойным другом, художником Макаровым, совместно решать, как иллюстрировать произведение. На этот раз пришлось ждать. Но никто его не беспокоил.

Он решил обеспокоить Федорова сам. И услышал в трубку:

— Скажите ему, что я уехал.

Больше звонить в издательство Званцев не стал.

Глава четвертая. Звезда во лбу

Во лбу моём горит звезда,

Звезда страданья и мученья,

Зов к избавлению от Зла,

Знак светлого Богоявленья.

Джорджио Бонджованни перевод Весны Закатовой

Накануне Нового года в очередной приезд в Москву итальянский стигматик, посланец высших космических цивилизаций, как он говорил, или Пресвятой Девы Марии, отметившей его Христовыми ранами, снова появился у Званцева. Его внешний вид ошеломил. Если прежде стигмы, раны на руках и ногах, были забинтованы, то теперь открытая кровавая рана зияла на лбу.

— Что это? — спросил Званцев, дружески обнимаясь с гостем.

Тот с итальянским темпераментом быстро заговорил:

— Это знак светлого Богоявления.

— Разве у Иисуса Христа была такая рана на лбу?

— Художники никогда не видели Его. Но должны были знать про терновый венок. Но дело не в болезненном воздействии шипов. А в Звезде, как символе Его Великого Учения о Любви людей друг к другу, какое по Воле Матери Его, Пресвятой Девы Марии, или Небесных космических цивилизаций, я в мир несу.

Переводчик с трудом поспевал за ним в переводе.

Джорджио представил Званцеву своего брата Филиппо, казалось, на него непохожего, может быть из-за отсутствия примечательных знаков доверия “Высших Небесных сил”. Вместе с ним был и профессор, автор подаренных еще прежде Званцеву книг. Но Пьера Маду, хотевшего и лететь в космос, и финансировать фильм Нели, на этот раз не было.

Зато Джорджио сопровождала шумная телевизионная бригада.

Итальянцы привезли с собой журналы с фотографиями прошлого пребывания у Званцева Бонджованни.