Читаем Мёртвая зыбь полностью

Мёртвая зыбь

Александр Петрович Казанцев , Никита Александрович Казанцев

ПАМЯТЬ СЕРДЦАГрустный мир воспоминанийВсе они, как в море камни,Зыбкой тенью в глубинеЛежат во мне,На самом дне…Память сердца — злая память.Миражами душу манит,В даль ушедшую зоветПод вечный лёд,Забвенья лёд… Если б жить сначала, Чтоб всё прежним стало, Чтобы с тобою вместе Пели б мы наши песни. Сердце ведь не остыло Будет всё, так как было! Будет ли, так как было?Горький плод моих старанийМожет только больно ранитьЯ вернусь к своей весне,Но лишь во сне,В последнем сне… В руке холодной тонет Тепло твоей ладони. Счастья касалась память Явью, казалось, станет, Но, оказалось, канет В тень на дно…Ах, в сердце ночь, в душе темно… Но ты со мной. Всегда со мной!..

Как нельзя более точно отражали они его теперешнее состояние, когда ожившие воспоминания превращались в мучительную “жизнь еще раз” и горечь утраты.

И тут он понял, что переоценил свои силы, задуманного ему не поднять, и готов был опустить руки, хоть это не в характере его.

Тогда и пришел на помощь младший сын Никита, чтоб помочь отцу завершить непосильный труд.

И оказался не только отменным инженером, но и другом-редактором от рожденья, каких отец и не встречал. Он в каждой строчке принимал участие, отцовские нелегкие переживания пропускал через себя. Порою ставил перед ним столь трудную задачу, что тот взмолился было. Но сын его обескуражил:

— Для тебя невозможного на свете нет!

Так верил он в отца, а тот поверил в сына. И сын связал его реалистичностью повествования, чего фантаст в прежних произведениях не знал. И строгой документальностью, как неусыпный контролер.

Порой отец сопротивлялся:

— Это же роман, не летопись, пойми! И я совсем не Пимен!

Но сын и соглашался, но чаще гнул свое.

Век бы долгий, жизнь бурной. Роман вылился в двухтомник по 30 авторских листов. Первый том приняли и в Роскомпечати и в издательстве Современник, и он пошел там в производство.

Чтоб завершить второй том, Званцев отправился к себе на писательскую дачу в Переделкино, где написал не один роман и где из-за болезни жены не был шесть лет.

На летние месяцы жена Никиты Марина взяла его там под опеку, оформив отпуск. Она работала инженером в институте электромеханики имени Иосифьяна, созданном Иосифьяном и Званцевым с ним совместно в дни войны.

И вот он снова, как и прежде, сидел в кресле у своего кабинетика, построенного ему меж деревьев, поодаль от дачи, и наслаждался воздухом и ароматом жасмина. Он сам посадил этот куст лет двадцать назад.

Над дачей в синем небе виднелась растущая за пределом дачи береза. Она покачивала верхушкой на ветру.

И в кабинете на установленном Никитой взамен пишущей машинки компьютере записал не очередные страницы романа, а сонет:

БЕРЁЗАВерхушкой кланялась берёза,Лениво наклонялась вбок.И словно погрузилась в грёзы,Что навевал ей ветерок.Над нею — в глубине небесной,Синеет чистая эмаль,А в бездне жуткой, неизвестной“Кто выше?”— спорят Высь и Даль?Ужели даже там не могутНе затевать боярский спор?Природа пусть им скажет строго,Чтоб вымели земной свой сор.Иль Сущность Бытия, везде —В противоборстве и вражде?

С утра он работал за компьютером, заново проходя всю последнюю часть, выполняя соавторские всегда точные и важные пожелания сына, и без конца исправляя и правя рукопись, словно не проза это, а стихи, требующие “тысячи тонн словесной руды”. И стихи, конечно, тоже сами собой ложились там, естественным выражением замысла, украшая и дополняя прозу. Окончательно обработанную форму придаст Никита на своем компьютере.

Но каждая глава отдавалась у отца потрясением, сердечной болью, горем и напряжением ума, когда провалы памяти восполнялись воображением.

И вот утром, сев на воздухе в любимое кресло и потрепав по шее подбежавших собак, Званцев прочел “своей наперснице”, березе, новый, кровью сердца написанный сонет:

Перейти на страницу: