Читаем Мёртвая зыбь полностью

— Ни в коем случае. Ты не молод. Я позвоню Анатолию Исаевичу домой. Он живет близко. Запускать нельзя. Кто знает, что это такое?

Званцев пожал плечами и стал одеваться.

Как всегда по воскресениям приехали Никита с Мариной.

Обедали вместе. Подавая десерт, Танюша спросила:

— Может быть не надо кофе? А если это связано с давлением?

— Если Анатолий Исаевич запретит, не буду. А пока налей.

— Никита, ты не знаешь, где мог папа подхватить лишай? Он мне не признается. Вы не ходили с ним в баню?

— Я думаю, ему не в чем признаваться. Он моется в ванной.

— Ну не знаю… Это ведь заразно… А вот и Анатолий Исаевич, — прервала себя Танюша, услышав дверной звонок.

Званцев прошел в кабинет и встретил там врача.

— Вы уж нас простите за беспокойство. Я думаю, ложная тревога.

— А мы сейчас посмотрим. Татьяна Михайловна права. В вашем возрасте предосторожность никогда не помешает.

— Ты слышишь, что Анатолий Исаевич говорит? У мужа лишай на пояснице. Это не симптом чего-нибудь серьезного.

— Проверим, — пообещал врач, осматривая пациента. — Ну, что ж картина мне ясна. Опоясывающий лишай. На нервной почве. И никаких других причин. Очевидно, у Александра Петровича был нервный стресс.

— Как стресс? А я ничего не знаю!

— Цените, Татьяна Михайловна, он вас бережет.

— Никита, Никита! Поди сюда. Какой у папы был стресс? — спросил мать у вошедшего в комнату сына.

— А он не рассказал? Не хотел меня выдать. Это я виноват.

— Час от часу не легче! Что-нибудь у тебя?

— Нет. У папы.

— Да будет вам! — запротестовал Званцев. — Еще Сократ две тысячи лет назад пережил такой лишай. И я переживу.

— Откуда у вас такие сведения о Сократе? — заинтересовался Бурштейн.

— Иначе он не выдумал бы свой афоризм для тех, кто готов пасть духом.

— Насчет Сократа вы меня просветили, — говорил врач, прощаясь.

Когда вернулись в кабинет, Танюша потребовала:

— Так что это за причина, от которой можно падать духом? Раз папа молчит, говори ты, Никита.

Сын начал неохотно:

— Я уже сказал, что виноват. Папину повесть о Нострадамусе приняли в журнале “Молодая Гвардия”. Попросили продолжения. Он написал, как вторую часть романа “Озарения Нострадамуса”. Ее напечатали “из-под пера”, вернее с машинки, с которой он выдавал оригинал в одном экземпляре, и без конца его правил.

— Да уж знаю. Этими черновиками завалено полкабинета.

— В таком же виде была и третья часть. Требовалось отдавать ее перепечатать машинисткам. Вместо этого я предложил набрать ее на компьютере и выдать чистый красивый экземпляр. Взял рукопись, положил в сумку и поехал с Мариной домой. По дороге заглянули в продовольственный магазин. И пока мы там были, дверцу машины вскрыли, и сумку с рукописью с заднего сидения украли…

— Так в чем твоя вина? — вступилась за сына мать. — В том, что тебя обокрали?

— Вина моя в том, что я до сих пор не перевел папу на компьютер. В нем всегда остается резервная копия. Мы условились тебя не волновать, а он взялся писать часть сызнова.

— У меня резервная копия в голове, — вступил Званцев. — Ведь человек вроде компьютера, пусть медленнее, но умнее.

— Спасибо, что поберегли, — с иронией сказала мама. — Медведь пустынника тоже уберегал от мух, когда одну из них камнем смаху раздавил у него на лбу…

— Ну, это ты, Танек, уж чересчур, — запротестовал Званцев. — Такова писательская участь.

Трагедия добавила Званцеву седых волос. А Никита собрал отцу компьютер с увеличенным экраном, чтобы лучше папе видеть.

Третья часть романа была опубликована по вине Званцева с отрывом на четыре месяца, а заключительная и того больше, в конце 1995 года уже по воле главного редактора журнала Кротова.

Но в следующем году он выпустил роман отдельной книгой, как приложение к журналу. Хорошей рецензией о ней отозвался журнал “Гороскоп”.

Полный энтузиазма, Званцев пишет второй роман о предсказаниях провидца “Ступени Нострадамуса”.

И здесь его ждал новый удар похлеще кражи одной части. Он не сразу его почувствовал. Поначалу Кротов непонятно долго держал у себя первую часть с экскурсом в Историю, к таким персонажам, как Александр Македонский, Петр I, Наполеон, Гитлер, Сталин. Болея за будущее человечества, автор, через пришельца из “неомира”, старца Наза Веца, искал среди исторических личностей, в свое время завоевавших мир, способного теперь его возглавить, чтобы предотвратить грядущую экологическую катастрофу с Концом Cвета. Такого Героя, способного на будущий подвиг, не нашлось. Все они готовы были завоевывать мир, но не спасать.

Эта первая часть была опубликована частично в журнале ”Свет” и полностью в журнале “НИВА” в Акмоле, объявленной столицей Казахстана. Родившегося там Званцева избрали почетным гражданином города. А саму Акмолу переименовали в Астану.

А Кротов все тянул, ссылаясь, что нет подходящего по составу номера журнала, где можно начать публикацию романа.

А дальше грянул гром…

Когда Званцев принес остальные части романа, Кротов его огорошил:

— Редакция приняла решение отказаться от крупных вещей с продолжениями, — и совершенно нелогично добавил: — Но это не меняет отношения к вам, Александр Петрович, как к классику. Это общее решение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фантаст

Через бури
Через бури

В новом, мнемоническом романе «Фантаст» нет вымысла. Все события в нем не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами — не случайны. Этот роман — скорее документальный рассказ, в котором классик отечественной научной фантастики Александр Казанцев с помощью молодого соавтора Никиты Казанцева заново проживает всю свою долгую жизнь с начала XX века (книга первая «Через бури») до наших дней (книга вторая «Мертвая зыбь»). Со страниц романа читатель узнает не только о всех удачах, достижениях, ошибках, разочарованиях писателя-фантаста, но и встретится со многими выдающимися людьми, которые были спутниками его девяностопятилетнего жизненного пути. Главным же документом романа «Фантаст» будет память Очевидца и Ровесника минувшего века.

Александр Петрович Казанцев , Никита Александрович Казанцев , Никита Казанцев

Биографии и Мемуары / Документальное
Мёртвая зыбь
Мёртвая зыбь

В новом, мнемоническом романе «Фантаст» нет вымысла. Все события в нем не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами — не случайны. Этот роман — скорее документальный рассказ, в котором классик отечественной научной фантастики Александр Казанцев с помощью молодого соавтора Никиты Казанцева заново проживает всю свою долгую жизнь с начала XX века (книга первая «Через бури») до наших дней (книга вторая «Мертвая зыбь»). Со страниц романа читатель узнает не только о всех удачах, достижениях, ошибках, разочарованиях писателя-фантаста, но и встретится со многими выдающимися людьми, которые были спутниками его девяностопятилетнего жизненного пути. Главным же документом романа «Фантаст» будет память Очевидца и Ровесника минувшего века.ВСЛЕД за Стивеном Кингом и Киром Булычевым (см. книги "Как писать книги" и "Как стать фантастом", изданные в 2001 г.) о своей нелегкой жизни поспешил поведать один из старейших писателей-фантастов планеты Александр Казанцев.Литературная обработка воспоминаний за престарелыми старшими родственниками — вещь часто встречающаяся и давно практикуемая, но по здравом размышлении наличие соавтора не-соучастника событий предполагает либо вести повествование от второго-третьего лица, либо выводить "литсекретаря" с титульного листа за скобки. Отец и сын Казанцевы пошли другим путем — простым росчерком пера поменяли персонажу фамилию.Так что, перефразируя классика, "читаем про Званцева — подразумеваем Казанцева".Это отнюдь не мелкое обстоятельство позволило соавторам абстрагироваться от Казанцева реального и выгодно представить образ Званцева виртуального: самоучку-изобретателя без крепкого образования, ловеласа и семьянина в одном лице. Казанцев обожает плодить оксюмороны: то ли он не понимает семантические несуразицы типа "Клокочущая пустота" (название одной из последних его книг), то ли сама его жизнь доказала, что можно совмещать несовместимое как в литературе, так и в жизни.Несколько разных жизней Казанцева предстают перед читателем. Безоблачное детство у папы за пазухой, когда любящий отец пони из Шотландии выписывает своим чадам, а жене — собаку из Швейцарии. Помните, как Фаина Раневская начала свою биографию? "Я — дочь небогатого нефтепромышленника┘" Но недолго музыка играла. Революция 1917-го, чешский мятеж 18-го┘ Папашу Званцева мобилизовали в армию Колчака, семья свернула дела и осталась на сухарях.Первая книга мнемонического романа почти целиком посвящена описанию жизни сына купца-миллионера при советской власти: и из Томского технологического института выгоняли по классовому признаку, и на заводе за любую ошибку или чужое разгильдяйство спешили собак повесить именно на Казанцева.После института Казанцев с молодой женой на тот самый злополучный завод и уезжает (где его, еще практиканта, чуть не обвинили во вредительстве), да только неустроенный быт надоедает супруге.Казанцев рванул в Москву. К самому Тухачевскому пробрался, действующий макет электрической пушки показал. Маршал уши поразвесил, да и назначил Казанцева командовать экспериментальной лабораторией и создавать большую электропушку, практическая бессмысленность коей была в течение одного дня доказана консультантом-артиллеристом.Следующий любопытный сюжет относится к Великой Отечественной. Перед мобилизацией Казанцев "на всякий случай" переправил водительские права на свое имя, но они почти и не понадобились: вскорости после призыва уже стал командовать рембазой автомобилей, причем исключительно для удобства снабжения перебазировал ее от Серпухова — в Перловку на Ярославское шоссе, поближе к собственной даче. Изобретает электротанкетки, одна из которых ни много ни мало помогла прорвать блокаду Ленинграда.Никак не понятно, например, как Александр Петрович в течение десятилетий удерживал самозваный титул классика советской научной фантастики, нигде не упоминается о личной причастности к гонениям на молодых авторов, и лишь вскользь упоминается о сотрудничестве с КГБ.Кое-что, конечно, проскальзывает. Например, каждому высокопоставленному функционеру, что-то значившему для Казанцева, он стремился подарить свою первую книжку "Пылающий остров" с непременной ремаркой типа "В газете французских коммунистов "Юманите" уже перевод сделали┘".Совершенно авантюристски выглядит работа Казанцева в качестве уполномоченного ГКО (Государственного комитета обороны) на заводах Германа Геринга в Штирии, пугал австрийцев расстрелами и даже участвовал в пленении корпуса генерала Шкуро и казаков атамана Краснова, сражавшихся на стороне вермахта, но отказавшихся капитулировать. Англичанам в падлу было кормить 60 тысяч русских, вот и сдали их, как стеклотару, Красной Армии.По возвращении в Союз Казанцева вызвали в органы для дознания на пример выяснения количества награбленного за время командировки. Велико же было изумление следователя, когда выяснилось, что Казанцев ничегошеньки себе из драгоценностей не привез.Просто Казанцев, пройдя мытарства Гражданской войны, уже знал, что злато и брюлики не являются безусловным гарантом благополучия и уж тем более не спасают от ножа или пули. Чтобы выжить, хитрую голову на плечах надо иметь. (Умиляет, например, история о том, как Казанцев после войны лет десять везде "совершенно случайно" таскал с собой военный пропуск на автомобиль "с правом проезда полковника Званцева А.П. через все КП без предъявления документов").Первый секретарь правления Союза писателей Александр Александрович Фадеев наставлял немолодого, прошедшего войну, но выпустившего пока еще только одну-единственную книжку Александра Казанцева: "Хочу только, чтобы твое инженерное начало не кастрировало тебя и герои твои не только "били во что-то железное", но и любили, страдали, знали и горе, и радость, словом — были живыми людьми". Не выполнил Казанцев наказ старшего товарища по перу, и каждая новая книжка выходила у него все муторнее и многословнее, живых людей заменяли картонные дурилки, воплощавшие в жизнь технические идеи в духе Манилова (будь то подводный мост из США в СССР или строительство академгородка где-нибудь подо льдом). Зато с идеологической точки зрения подкопаться было невозможно: строительство всегда начинал миролюбивый Советский Союз, а злобные ястребы с Запада кидали подлянки. Если же в книге не планировалось строительства очередного мегаломанского сооружения, то добрые советские ученые с крепкими руками рубили в капусту на шахматной доске диверсантов из выдуманной страны Сшландии (романы типа "Льды возвращаются").Жизнь, тем более девяностопятилетнюю, пересказывать подробно не имеет смысла. Приключения тем и интересны, что происходят не каждый день. Как беллетрист Казанцев и не стремился четко описать год за годом свою жизнь. Выхватывая самые значимые, самые запомнившиеся события, мемуарист выкидывает серые и скучные фрагменты, чтобы оставшиеся части картины заиграли ярче. Зияющие лакуны в повествовании при этом смущают только читателя, но никак не самовлюбленного автора.Если в довоенной биографии все относительно четко и структурировано и даже можно восстанавливать хронологию жизни писателя с небольшими припусками в пару-тройку лет, то второй том представляется сплошным сумбуром, состоящим из старых фрагментов литературных записей, чужих историй и баек, "отступлений вперед" о судьбе некоторых персонажей и непременной путаницей в рассказе. То ли автор скрыть что-то хочет, то ли и вправду вся послевоенная жизнь представляется для него в виде гомогенной "Мертвой зыби".

Александр Петрович Казанцев , Никита Александрович Казанцев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное