Мёртвое озеро

– Когда я заглянула в тот разрушенный гараж и увидела правду, что-то изменилось. Я могла бы увидеть. Могла бы понять раньше. Оглядываясь в прошлое, я вижу намеки, какие-то мелкие несоответствия, бессмыслицы, но знаю, что в то время я никак не могла это увидеть – та, какой я была, когда верила ему. – Делаю еще глоток воды, и пластик громко хрустит, подобно пистолетному выстрелу. – После того, как меня оправдали, я заново создавала себя и защищала своих детей. Вы считаете, я когда-нибудь захочу снова иметь что-то общее с Мэлвином Ройялом, не говоря уже о том, чтобы что-то делать для него? Я ненавижу его. Я презираю его. Если он когда-нибудь снова покажется мне на глаза, я всажу ему в голову весь магазин пистолета – так, что и опознать его будет сложно.

Я говорю именно то, что хочу сказать, и знаю, что у детектива есть инстинктивное чутье на правду. Ему это не нравится, но плевать я хотела на то, что ему нравится или не нравится: я сражаюсь за свою жизнь. За ту хрупкую безопасность, которую я сумела создать.

Престер ничего не говорит – просто изучает меня.

– У вас нет никаких улик, – говорю я ему наконец. – И не потому, что я хитра, как Ганнибал Лектер [16], а потому, что ничего не делала с этой несчастной девушкой. Я никогда прежде не видела ее. Мне горько, что все это случилось с ней, – и нет, я не могу объяснить, почему это произошло вблизи моего дома. Я искренне желала бы знать это сама. У Мэла есть поклонники, которые чтят каждое сказанное им слово, но, даже учитывая это, я не знаю, как он мог бы убедить кого-то сделать это для него. Он не Распутин и даже не Мэнсон [17]. Я не знаю, что может сделать человека таким маньяком. А вы?

– Природа, – прямо отвечает Престер. – Воспитание. Повреждения мозга. Черт, да у худших из них вообще нет никаких оправданий. – Он говорит «у них», а не «у вас». Я гадаю, замечает ли он это сам. – Почему бы вам не сказать, что сделало Мэлвина таким, ведь вы наблюдали его непосредственно?

– Понятия не имею, – искренне отвечаю я. – Его родители были милыми людьми. Я нечасто видела их, и они всегда казались ужасно уязвимыми. Ныне, оглядываясь назад, я думаю, что они боялись его. Я не сознавала этого до тех пор, пока они не умерли.

– Тогда что заставляет вас вот так разделывать девушек?

Я вздыхаю.

– Детектив, когда-то я вышла замуж за монстра и не была достаточно умна, чтобы вовремя распознать его. Это все, в чем я виновата. Я не совершала этих преступлений.

Так мы ходим кругами примерно часа четыре. Я не прошу адвоката, хотя и думаю об этом. Но качество той юридической помощи, которую я могу получить здесь, в Нортоне, трудно назвать многообещающим. Нет, лучше я буду держаться за правду. При всем своем умении детектив Престер не может убедить меня солгать. Это могло получиться у него в прежние дни, когда я была наивной и впечатлительной Джиной Ройял, но для меня это не первый допрос с повторами, и он об этом знает. У него нет ничего. Он просто получил анонимный звонок, обвиняющий меня, и это вполне мог сделать «тролль», узнавший мое настоящее имя, или кто-то, кому мой бывший муж заплатил за то, чтобы тот поднял бучу. И все же инстинкт подсказывает детективу верно… Это не случайность – то, что бедняжку убили таким знакомым способом и утопили труп в озере прямо у меня за домом.

Кто-то посылает мне сообщение.

Должно быть, Мэл.

Я питаю странную, тревожную, но неподдельную надежду на то, что так и есть, поскольку Мэла я, по крайней мере, знаю. Но у него есть помощник. Помощник, который согласен сделать именно то, чего требует Мэл. И не буду лгать, это пугает меня до глубины души. Я не хочу, чтобы следующей девушкой, чей труп будет найден в озере, оказалась Ланни. Или чтобы Коннор был убит в своей постели. Я не хочу умирать в проволочной петле, содрогаясь от невыразимой боли, будучи освежевана заживо.

Уже близится рассвет, когда Престер отправляет меня домой. Нортон напоминает город-призрак, на пустых улицах не видно ни единой машины, и, когда патрульная машина сворачивает к озеру, дальше от городских огней, темнота становится еще гуще. За рулем опять сидит офицер Лэнсел Грэм – полагаю, потому, что, отвезя меня, он сможет сразу же направиться домой. Полицейский не разговаривает со мной, и я не пытаюсь затеять беседу. Прислоняюсь виском к холодному стеклу и жалею о том, что не могу уснуть. Я не смогу уснуть ни сегодня, ни, вероятно, завтра. Фотографии убитой девушки ужасающе ярко пылают на внутренней стороне моих век, и я никак не могу сморгнуть их.

Мэла не преследуют призраки жертв. Он всегда спал крепко и просыпался отдохнувшим.

Это мне снятся кошмары.

– Мы на месте, – говорит Грэм, и я осознаю́, что седан остановился, что я каким-то образом ухитрилась, незаметно для себя, закрыть глаза и погрузиться в беспокойную дрему. Я благодарю его, когда он обходит машину и открывает дверцу. Офицер даже протягивает мне руку, чтобы помочь выйти, и я принимаю ее из чистой вежливости – и начинаю нервничать, когда он не сразу отпускает мою ладонь. Я вижу – нет, чувствую, – что он смотрит на меня.