Мёртвые люди

- Это, конечно же, сумасшествие, но даже сейчас я слышу как бьется ее сердце: слишком быстро, слишком неровно... гулом отдаваясь во мне. Она торопится. 

- Куда? 

- Не знаю. Просто слышу. 

- Дурак! Торопишься ты. И заметь, что твой гул в твоей тупой перегревшейся башке — это контузия, которую ты заработал в армии. Херов вояка! Ты хоть понимаешь, что сейчас выглядишь как сумасшедший, разговаривающий сам с собой?! 

- Замолчите оба! - она рассмеялась, перекатившись с одного бока на другой и убрала длинные волосы, упавшие ей на лицо. - Вы оба такие зануды! Лол... Вить, так, кажется, тебя зовут, ты, эрм, милый... 

- Эй, парень! Ну вот - опять... - ты снова ее видишь? Друг мой, ты болен! Недалек тот час, когда ты начнешь летать и драться с драконами! Поверь мне, современные достижения медицины уже вряд ли тебе помогут. Не расстраивайся слишком, но ты — сумасшедший! 

- Я не причиню тебе вреда, - произнесла она, с интересом рассматривая свои длинные пальцы, - мне просто любопытно. Это твоя постель? Смешное одеяло. Какому дураку пришло в голову облепить его красными кленовыми цветами? 

"Как тебя зовут? - хотел было спросить Витя, но не решился и вместо этого выдавил из себя, - У меня давно уже нет своей постели. Но и чужая мне порядком надоела..." 

- Вииить... 

- Да? 

- Слушай, а можно убрать этого типа? Второго - он смущает меня. 

- Да, конечно. - Витя улыбнулся. 

Она вдруг обвила его шею руками и потянула в постель. Он в шутку пытался освободиться, она, смеясь, ему сопротивлялась. Тени расплескивались по стенам, сливались, отталкивали друг друга и вновь соединялись. Был то ли шепот, то ли просто дыхание сбивалось, выдавая себя за почти осмысленные звуки. 

- Подожди. Подожди. Только не сразу. - она накрыла его лицо простыней и, сквозь нее, поцеловала его губы. - Не прячься от меня. Сними эту дурацкую простыню. Сейчас же! 

На мгновенье ему стало страшно от того, что, сделав это, она исчезнет также внезапно, как и появилась. Но она не исчезла. Сидела рядом, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях, пристально смотрела на него, о чем-то задумавшись. 

- Расскажи мне какую-нибудь историю про себя. М-мм? - она легла рядом с ним так близко, что он чувствовал ее дыханье на своем лице. - Мне кажется, нет - не так - я знаю, что самые замечательные истории происходят только в детстве. Ты был каким мальчиком? Тихим и родители были тобой довольны? Или ты был шалопаем? Играл в войну, представлял, наверно, себя мушкетером и, размахивая какой-нибудь палкой, то есть, прости, конечно же - шпагой - перебил множество врагов, то есть маминых ваз? Сознавайся же, ведь так все и было? - он чувствовал, как ее пальцы прикасаются к его губам и боялся не только ответить, но даже дышать, - лишь бы только чувствовать ее прикосновения. - Так и было. - улыбалась она - Нет, я совершенно серьезно - ведь это же так замечательно - весь мир вокруг тебя! Это совершенно точно. Просто взрослые обо всем говорят неправду. Когда я была маленькой, ну совсем, - я точно знала, что все, что ни есть, - все вокруг меня. - она снова задумалась и на белоснежном лбу ее появились морщинки, - в детстве я любила прятаться. Точнее, я любила, чтобы меня кто-нибудь находил. Я пряталась в шкафу, заворачиваясь в мамино пальто, но оставляла маленькую щелочку, чтобы страшно не было - темно ведь... И за креслами пряталась, и шторами, конечно и под кровать залезала. И вот однажды, под кроватью я нашла елочную игрушку. Это был медвежонок. Золотой почему-то... Как он там... - не знаю. И я решила, что буду теперь с ним дружить. А как же по-другому? Я ведь его нашла, значит он - мой и мне нужно заботиться о нем теперь. Вобщем, так нужно. Он был весь в пыли и я понесла его в ванную, чтобы хорошенько помыть. Я еще еле дотягивалась до раковины, но все-таки смогла включить воду и хорошенько его намылить. И тут меня позвала мама. А он взял и выскользнул из моих рук. И разбился. Когда мама пришла, я его пыталась собрать - ну не мог же он взять и разбиться насовсем? Мм? Собирала его, собирала, а он рассыпался заново и я порезалась. Сильно. До крови. Она прямо так и шла, красная-красная, из пальца... я думала вся вытечет. - будто в доказательство своих слов, она показала ему свой указательный палец и дотронулась им до его носа, - я, конечно, заплакала. Прибежала бабушка и они, вместе с мамой, начали охать, искать йод и вату, дуть мне на палец. Глупые они - эти взрослые. Они думали - я от боли плачу. То есть, конечно, от боли, но не из-за порезанного же пальца... - она, не отрываясь, смотрела на него, - А ты? - вдруг села на него, уперевшись руками в подушку: было видно, как на шее пульсирует вена. - А ты? 

Он представил себе падающего золотого медвежонка так, будто это он его выронил из намыленных рук, будто его кровь сочится из пальца и оттого сильно жжется. 

- Ничего ты не понимаешь! - рассмеялась она и снова накинула на него простынь. - Представляешь, а я все еще боюсь темноты, как и раньше. Мииишь, - зашептала она ему, - сейчас же включи свет!