Флютрю хотел было что-то возразить, но тут же передумал, поскольку забыл, что именно. Мысль о том, что некромейстер не учёл его особой восприимчивости к громким словам, вытеснила бледные слова в защиту отшибинских карликов. Что же такое сотворил с его разумом этот мудрец, столь беспечный в вопросах некрократической морали и законности? Как он мог, как он смел? А вот как! Гны — предатель, вступивший в заговор против своего благодетеля Цилиндрона. Что хорошего можно ожидать от предателя? О каком торжестве некрократической справедливости и законности может идти речь, если…
— Что с вами, Флютрю? — с тревогой спросил некромейстер, оглядываясь на спутника.
Флютрю стоял перед ним с застенчивой улыбкой и разводил руками, стараясь выглядеть максимально благодушно. Осуждать старших негоже, понимал он. Так можно и до осуждения самого Владыки Смерти докатиться.
— Вы считаете мою позицию морально небезупречной? — задал Гны прямой вопрос.
— Да, — выдавил Флютрю.
— Тогда нам с вами нужно объясниться! — решил некромейстер. — Присядемте, Флютрю!
Флютрю оглянулся в поисках стула, или какого-нибудь предмета, на который можно было присесть, но все стулья поблизости были приведены в негодность мстительными карликами. Уж не на превращённом ли в «статую» теле управителя Цилиндрона предлагает Гны с удобством расположиться? Но нет, чистоплотный некромейстер уселся просто на кучу мусора и Флютрю пригласил туда же.
— Знаете ли, Флютрю, — молвил Гны, когда тот обратил на него своё любопытствующее лицо, — я стал некромантом вовсе не от глубочайшей веры в Смерть. Родился я в Адовадаи, где и по сей день на мертвецов и некромантов посматривают косо. И правильно делают.
Флютрю подумал, что Гны собирается теперь пересказать свою жизненную и посмертную историю; он хотел было воспротивиться, но ему стало интересно.
— Так вот, — продолжал некромейстер, — я и сам, как многие в Адовадаи, мертвецов и некромантов очень недолюбливал. Когда Порог Смерти начал своё движение на восток от Шинтона и Дахо, мой город негодовал, а когда царство Эуза объединило все окрестные земли в Восточно-Человеческую империю, противостоящую мертвецам, мой город ликовал. Я сам это прекрасно помню, ведь жил я именно в те годы. Дальше случилась катастрофа, наша империя была в нескольких жестоких битвах побеждена мертвецами, устроившими на её территориях свои воеводства да владычества, а Живой Император пропал без вести. В то грустное время я и обратился в посмертие.
— Но зачем? — спросил Флютрю. — Вы ведь в торжество непобедимой Смерти не верили?
— А вот зачем. Мне, да и каждому в те годы, было ясно, что решающая битва нашей империи против некрократии Шестой расы — проиграна. Время работало на Владыку Смерти, ведь его вошедшие в посмертие сторонники куда долговечнее живых врагов. Гордо и открыто сопротивляться отваживались одни самоубийцы, те, кому терять было нечего. Я к таким не принадлежал. Злое время надлежало переждать, даже с учётом того, что оно продлится дольше человеческой жизни. В тот момент посмертие мне показалось вполне подходящим средством.
— А, тогда понятно, — хмыкнул Флютрю.
— К сожалению, переход в посмертие меня изменил, — признался Гны, — нельзя оставаться полностью живым в душе, если душа заключена в «призрачную шкатулку».
— В киоромерхенную суэниту, — машинально поправил Флютрю.
— А вы знаете, что означают слова «киоромерхенная суэнита»? — поинтересовался Гны.
Нет, Флютрю с удивлением обнаружил, что точный перевод с мертвецкого на человеческий ему неизвестен.
— И никто не знает! — заверил его Гны. — Так вот, идея принять посмертие ради того, чтобы подорвать некрократию изнутри, выглядела более заманчивой, чем её реализация. Я стал сперва мертвецом, а потом некромантом, я просуществовал в разы больше лет, чем продолжается человеческая жизнь, я набрался знаний и умений, наполнился мёртвой мудростью, обрёл авторитет в своей гильдии, стал некромейстером одного из славнейших пещерных городов, достиг второго из высших уровней некромантского посвящения. Но приблизило ли всё это меня к исходной цели?
— Так уж и не приблизило?
— Не приблизило. Увело. Совершенствуясь в некромантском мастерстве, можно целую вечность прождать удобного случая для восстания против Владыки Смерти. Тем более, что понимаешь: мертвецы, искренне преданные Шестой расе — народ подозрительный и насквозь лживый; того и гляди, спровоцируют преждевременно раскрыться. Целых три заговора в некромантской среде, прошедших мимо меня, оказались провокациями Владыки, вычищавшего наши ряды. В заговор против Умбриэля Цилиндрона я, для разнообразия, поверил. Этот заговор готовился магистром Гру якобы в пользу Владыки Смерти — и потому не требовал от меня большого самораскрытия. Кто же мог знать, что не «якобы», а именно «в пользу»! — некромейстер горько рассмеялся.