– Вот-вот! – оживляется Улаф. – А теперь, я думаю, все уже знают, что здесь живут люди. Ботсвик – маленький город, и местные обожают пересуды. Такие новости разлетаются по этому городу как огонь по сухой траве.
В тот момент, когда он поднимает банку пива, чтобы сделать глоток, в доме хлопает дверь. Улаф вздрагивает от внезапного звука и роняет банку себе на колени.
– Это просто Г-Гард, – говорю я.
Папа поднимается:
– Пойду принесу тебе что-нибудь вытереться, Улаф.
Он скрывается в доме, мама идёт за ним, наверное, чтобы проверить, как там Гард.
Улаф вытирает рубашку.
– Да-да, Хенрик, – говорит он. – Мир и вправду изменился. Я помню, как здесь всё было во время сенокоса – женщины с граблями, мужчины с косами. Повсюду стояли стога сена. Такого теперь не увидишь. – Он поворачивается ко мне: – Моя мама, твоя прабабушка, в молодости работала в этом доме.
– В этом д-доме?
– Ну да, – кивает старик. – Она служила посудомойкой у семьи владельцев фабрики. Работала на износ.
– Ничего себе!
– Да, – подтверждает Улаф. – Она проводила здесь много времени. В тех же стенах, что и ты.
– Что?
Улаф качает головой:
– Мама рассказывала, что во время войны в этом доме жил немецкий генерал. Однажды он подошёл к ней и произнёс это.
– Что именно?
– Она говорила, что в этом месте земная кора очень хрупкая, сама почва под этим домом тонкая, и поэтому разные сущности запросто бродят из мира мёртвых в наш мир и обратно, и что они желают нам зла. – Он хохочет, увидев выражение моего лица, а я не совсем его понимаю. Он что, смеётся надо мной? Или хочет напугать? – Успокойся, Хенрик. – Улаф смотрит на появившегося в дверях папу. – Твоя прабабушка утверждала, что видела водяного, а прадедушка Леннарт встречал дракона на Лофотенских островах. Всё это просто старинные суеверия.
Глава 11
Этим вечером я чувствую себя таким уставшим, что засыпаю ещё до того, как голова касается подушки.
Посреди ночи я просыпаюсь в судорогах и смотрю на стену. Моё тело выгнулось дугой, и я знаю, что мне приснился кошмар, но не помню какой. Я поворачиваюсь и даю глазам привыкнуть к темноте. Все вещи в комнате кажутся не тем, что они есть на самом деле. Батарея под окном похожа на оскалившегося пса. Парка с капюшоном, которая висит на дверце шкафа, похожа на болтающуюся на верёвке женщину.
Но я всё знаю. Темнота пытается играть со мной, но я помню слова Улафа о суевериях. Соберись, Хенрик, говорю я себе. Это просто суеверия. Я закрываю глаза. Сердце стучит всё медленнее, и я погружаюсь в дрёму. Я не сплю и не бодрствую, в голове носятся разные мысли. Сначала я думаю о Гарде и о том, как он кричал ночью. «
Скрип пола отрывает меня от размышлений.
Кто-то хрипло дышит в моей комнате. Я зажимаю рот рукой и прислушиваюсь. Я слышу чужое дыхание, затылок начинает покалывать, как будто под кожей ползает муравей. Мне кажется, что на меня смотрят немигающие глаза. Неужели кто-то стоял над моей кроватью, пока я спал?!
Но я по-прежнему слышу хриплое дыхание. Я быстро вытягиваю руку, чтобы сорвать плед, висящий поверх занавесок. Мне нужен свет, но я не дотягиваюсь. И тут я вижу чьи-то очертания. Прямо у края моей кровати стоит маленький мальчик.
– Г-Г-Гард?!
Его волосы взъерошены, руки безвольно висят вдоль туловища.
– Гард, – строго говорю я, – сколько времени ты здесь стоишь, Г-Г-Гард?
Даже в темноте я различаю его улыбку.
– Я хочу содрать кожу с твоего лица, – шепчет он.
– Что?! – у меня вырывается стон. – Что ты т-т-такое говоришь?!
Гард наклоняется и таращится на меня.
– Я хочу содрать кожу с твоего лица, – повторяет он, на этот раз громче.
Медленно тянутся секунды. В темноте я вижу его глаза. Узкие щёлки, как у козы. Он улыбается зловещей улыбкой.
– Я хочу содрать кожу с твоего лица, – говорит он, – и сделать из неё маску.
Я отползаю в самый дальний конец кровати. По комнате проносится ледяной ветер, и моё тело застывает. Занавески колышутся, я трясусь от внезапного мороза. Онемев от страха, я бросаю взгляд на закрытое окно и колышущиеся занавески. Там тоже кто-то есть? Тот, кого я не вижу? Я хватаю ртом воздух и замечаю, что Гард тоже смотрит на окно. Пледы падают на пол, и в лицо ему ударяет солнце. Но он не моргает, он просто смотрит в окно.
– Да, – шепчет он и кивает, как будто тот, кто стоит у окна, что-то ему приказал.
– Г-Г-Г-Г…