Мёртвые возвращаются

– Нам надо убраться отсюда!

Мама открывает рот. Её лицо искажает боль. Она высвобождает свою руку, отползает в угол дивана и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как будто я спятил.

– Нет, – слышу я голос Гарда.

Он стоит у обеденного стола со сложенными на груди руками, а мама съёжилась в позе зародыша в углу дивана и плачет.

– Больше никогда не говори мне этого, Хенрик, – шепчет она тоненьким голоском. – Больше никогда не говори мне этого. Мы не можем переехать. Я должна остаться здеееееееееесь.

Бог знает, сколько времени мы сидим. Мама смотрит в окно, я сижу на стуле у стола, положив руки на колени. Стоит тишина. Я слышу, как в коридоре тикают часы – раньше я не обращал внимания на этот звук. В туалете на втором этаже спускают воду. Гард ушёл так, что я даже не заметил. Потом над моей головой раздаются глухие шаги, мама сидит, дрожа всем телом. Она тяжело дышит и не шевелясь смотрит в окно.

Проходит, наверное, полчаса. В конце концов я слышу, как к дому подъезжает машина. Хлопает дверца. Кто-то идёт по гравию подъездной дорожки. Дверь открывается. Папа скидывает обувь и входит в гостиную. Он стоит, переводя взгляд с мамы на меня.

– Что здесь происходит? – спрашивает он.

– Я была у Улафа, – говорит мама.

– И?

– Сначала он не хотел этого говорить, но я его заставила.

Папа опускается на диван и проводит рукой по своему усталому лицу.

– Ты знал! – восклицает она и указывает на него дрожащим пальцем.

Я замираю.

– Что именно? – равнодушно спрашивает папа и зевает.

– Мама, ну пожалуйста, – прошу я.

– Ты знал, Гуннар. Ты знал, почему этот дом стоил чертовски дёшево. Ты знал, что здесь произошло.

Папа поднимает глаза:

– Да, знал.

Внезапно мама подскакивает и с отвращением смотрит на него.

– Ты… – она опять направляет на него указательный палец. Её губы дрожат. – Ты всё знал, – цедит она сквозь зубы. – Ты всё знал.

– Но мама, – говорю я со стоном, – я же пытался тебе рассказать!

– Не сейчас, Хенрик! – рявкает она.

Папа разводит руками и повышает голос:

– И что история говорит нам о том, что здесь произошло? Давай я тебе её расскажу – история ничего нам не скажет.

Мама наклоняется в его сторону и тычет пальцем в столешницу.

– Мужчина убил в этом доме свою жену. Он убил своих детей. Его не нашли, а ты пытаешься уверить меня, что эта история нам ни о чём не говорит?!

– Но…

– Поверить не могу, Гуннар, – резко говорит мама. – Понимаешь? – Потом она проносится по гостиной, и дверь за ней захлопывается с такой силой, что в шкафчике звякают стаканы.

Глава 22

Мама заперлась в мастерской и просидела там весь день. Папа спит в гостиной, вытянувшись на диване перед включённым телевизором.

Я открываю дверь в комнату Гарда. Он сидит на кровати и смотрит в стену.

– Пошли, – шёпотом говорю я.

Я беру деньги из шкатулки в коридоре и закрываю за нами дверь.

Ида ждёт на скамейке у магазина. Она выбрасывает окурок и смотрит на меня своими зеленющими глазами:

– Вот и вы. – Она опускается на корточки перед Гардом. – Какая у тебя классная кепка, Гард, – говорит она и улыбается.

– Ида, – говорю я, – он не разговаривает с…

Она поднимает руку, останавливая меня. Я в шоке. Маленький мальчик смотрит на неё, и его лицо расплывается в улыбке.

– Спасибо, – произносит он.

Тут рядом с нами тормозит автобус, и это мгновение заканчивается.

К моему большому удивлению, все сиденья заняты. Нам приходится протискиваться, чтобы встать посреди прохода. На следующей остановке снова заходят люди, никто не выходит, и я стою так близко к Иде, что улавливаю сладкий запах жвачки «Розовая экстра». Я принюхиваюсь посильнее – и различаю запах духов и сигарет. Запах Иды.

Шумный автобус едет дальше. Люди болтают и смеются. Молодёжь стоит группами, у всех блестят глаза, а под длинным пальто видны плохо спрятанные пивные банки. Мне немного не по себе. Иной раз, когда люди разражаются хохотом, мне кажется, что они разговаривают обо мне. Я смотрю на Гарда, на его большие испуганные глаза, потом на Иду. Она разглядывает фьорд. Она совершенно спокойна, происходящее вокруг на неё никак не действует. Хотел бы я хоть немного быть похожим на неё.

– Автобусный вокзал Ботсвика, – объявляет безжизненный механический голос в салоне. Я первым выбираюсь наружу.

– Там, внутри, пахло смертью, – говорит Ида. Она демонстративно не обращает ни на кого внимания, а я провожу рукавом свитера по лбу, чтобы она не заметила, как я вспотел.

Мы направляемся к очереди, Гард скованно следует за нами.

– Не думал, что в Ботсвике столько жителей, – говорю я, оглядывая запруженные людьми улицы.

– Из окрестностей тоже многие приехали, – говорит Ида. – И из других городов. Это важное событие.

Большая парковка в центре Ботсвика окружена стальным забором. Мы попадаем внутрь и, пробравшись сквозь бурлящую толпу, оказываемся позади всех. Через несколько минут на сцене появляется высокая блондинка.

Ида прислоняется ко мне:

– Это Дагни.