Я никогда не видел эту исполнительницу – в отличие от ботсвикцев. Восторженные крики наполняют центр этого сонного места, и я стою словно в трансе рядом с Идой и Гардом, а со сцены льётся музыка и мигают огни.
У меня по коже бегут мурашки, и я понимаю, что мне было необходимо именно это – убраться из дома. Я улыбаюсь и время от времени поглядываю на Иду. Её глаза горят. Она покачивается в такт музыке, полностью поглощённая ею. Я тоже – только я поглощён Идой. Я заставляю себя оторвать от неё взгляд, и тогда вижу Гарда. Я чуть не забыл, что он здесь. Мой младший брат стоит, спрятав руки в карманы, его внимание тоже приковано к сцене и мигающим огням. И разве не улыбка прячется в уголках его губ?
Дом 37 на Лодочной улице кажется далёким местом из другой жизни.
Дагни исполняет четыре-пять песен, и я замечаю двух девушек, стоящих перед нами. Обе платиновые блондинки с загаром из солярия, их лица почти оранжевого цвета. Но меня удивляет не это. Одна из девушек направила мобильный в нашу сторону. Она что, фотографирует нас? Потом они смотрят в телефон и смеются над тем, что видят. В промежутке между песнями я наклоняюсь к Иде.
– Кто это? – спрашиваю я, кивая на блондинок.
Ида следит за моим взглядом.
– Дуры из моего класса, – отвечает она.
Я смеюсь, прикрыв рот рукой.
– Они выглядят как все курицы, только посмотри на них, – продолжает Ида. – Всё фальшивое, кроме сумочек от Луи Виттона. – Ида смотрит на меня, вскинув брови: – Меня не очень любят, как ты уже, наверное, понял.
Но я не могу понять, что в ней можно не любить, и размышляю о её словах до конца концерта.
Ида с Гардом остались сторожить место до выступления следующего артиста, а я пробираюсь к бару купить нам что-нибудь. Я встаю в конец очереди, шарю в карманах в поисках денег и думаю, что, чёрт возьми, купить Иде. Интересно, я буду выглядеть полным идиотом, если вернусь к ним с сосисками в булочке и колой?
На меня обрушивается ужасный запах тёплой гнили. Меня чуть не тошнит. Кто-то сбоку дышит мне в лицо. Я замираю и не двигаюсь. Монеты падают у меня из руки и звенят, ударившись об асфальт. Банкнота в пятьдесят крон тоже оказывается на земле, и хриплый холодный голос шепчет мне на ухо:
– Убирайтесь из того дома!
Меня за плечо хватает рука, да так сильно, что становится больно. Я смотрю на неё и вижу длинные грязные ногти. Кожа на костяшках такая сухая, что шелушится.
Хватка ослабевает. Я моментально поворачиваюсь и вижу спину быстро удаляющегося высокого человека в развевающемся чёрном пальто. Он скрывается в толпе. Больше никто его не замечает. Он словно тень.
Глава 23
– Привет, Ботсвик! – кричит кто-то в микрофон. Видимо, на сцене появился новый артист.
Мы ушли из концертной зоны на площадь перед парковкой. Я безостановочно расхаживаю взад-вперёд. Ида следит за мной со скамейки. У неё встревоженный взгляд, он стал таким сразу после того, как я рассказал ей о мужчине, который подошёл ко мне. Гард сидит рядом с ней и смотрит вдаль. Он ничего не понимает.
Тут из концертной зоны выходит ленсман. За ним идёт полицейский.
– Как у вас дела? – спрашивает ленсман. – Кошку похоронили?
Я рассказываю ему о мужчине в чёрном пальто.
– Ты из-за этого хотел со мной поговорить? – спрашивает ленсман. – Из-за того что к тебе подошёл мужчина и попросил тебя убраться из дома? – Он бросает взгляд на полицейского, тот в ответ закатывает глаза.
– Это не совсем обычный дом, в-в-вы же знаете.
Ленсман улыбается:
– Как выглядел этот мужчина?
– Я не видел его лица, но он высокий и худой…
– Да ну? – прерывает он меня.
– Наверное, выше двух метров.
Веки ленсмана подрагивают, улыбка исчезает с его лица.
– На нём было пальто. Длинное чёрное пальто. Мне показалось, что больше никто не обратил на него внимания.
– Что-нибудь ещё? – ленсман изучающе смотрит на меня.
Я думаю долго и напряжённо. О грязной руке, о том, как этот тип скрылся в толпе. И тут я кое-что вспоминаю. Как я мог это забыть?!
– У него не было одного пальца!
Ленсман щурится:
– Какого именно?
– Мизинца.
Ленсман разевает рот, потом ему удаётся собраться, и тогда он хватает меня за плечо.
– А ты уверен? – Брызги слюны из его рта попадают мне на лицо.
Я настолько обескуражен, что могу только кивать.
– Если ты выдумываешь, Хенрик, – сердито говорит он, – если ты слышал о пальце и теперь выдумываешь, если ты…
– Я клянусь, – прерываю я его.
Он делает шаг назад и пожимает плечами, как будто его передёргивает. Ленсман отводит от меня взгляд и смотрит в сторону концертной площадки, что-то высматривая в толпе. Потом он решительно разворачивается и направляется к полицейскому. Они переговариваются приглушёнными голосами, глядя то друг на друга, то на меня, а потом полицейский достаёт рацию, что-то говорит в неё и быстро бежит на парковку. Когда ленсман уходит поговорить с одним из охранников, Ида с Гардом подходят ко мне.
– У него не было пальца! – говорю я.
– Да, я слышала, – говорит Ида.
– Наверняка это Герхард!