Читаем Мир "Анны Карениной" полностью

Так началась дуэль. Достоевский ответил, обозвав идиотом Льва Николаевича Мышкина, разрывающегося между Аглаей и Анастасией, Толстой вернул удар романом о Лёвине, разрывающемся между Кити и Анной. Достоевский, собравшись с силами, ударил романом об ограблении и убийстве купца Карамазова ― Толстой завершил диалог уже с умершим соперником романом об ограблении и убийстве купца Смелькова. Общее в романах не только и не столько сюжет, сколько лобовое столкновение с религией (для религии одинаково неблагоприятное) и сфинксова драма неузнавания. Кто такой садовник в саду? Кто такой Смердяков? Кто эта проститутка? Не те, кем они сперва кажутся.

Толстой — идиот

Что «Анна Каренина» есть отклик на «Идиота», отклик настолько творческий, что вполне самоценный, известно.

Тем не менее, связь двух текстов не так уж очевидна.

Мало кто сознаёт, что в обоих романах два героя. Женщина, которая в конце гибнет, и мужчина — в трёх экземплярах — который её оплакивает.

У Достоевского гибнет Настасья Филипповна, которую оплакивают Рогожин/Вронский, убивший её как убивают кобылу на всём скаку, одним неловким движением, Мышкин/Лёвин и Тоцкий/Каренин.

Есть и семья с девицами — Епанчина/Щербацкого. Просто Мышкину не дано жениться на Аглае, а Лёвину дано жениться на Кити. Но брак Лёвина — не вполне брак, как и брак самого Толстого.

Тут самое главное начинается. «Идиот» глубоко сценичен в том смысле, что идеальный человек Достоевского — вне происходящего. Он не участвует в «театре жизни человеческой», театре злом, лицемерном, бесчеловечном, где все друг от друга отчуждены и объективированы.

Мышкин на всё это смотрит со стороны, это делает трагедию трагикомедией, потому что точка зрения Мышкина — точка остранения, точка Ходжи Насреддина или Диогена Синопского. Театр жизни его всё-таки втягивает в себя, делает шутом, сводит с ума, сажает в дом с решётками.

В «Анне Карениной» никто не смотрит на жизнь со стороны, но главная героиня — в этом вся трагедия — пытается выскочить из этого театра. Как Толстой пытался уйти из «дома» — но ведь он не из дома пытался уйти, а из театральной декорации, обозначающей дом.

Не Лёвин — идиот, а сам Толстой. Лёвину ещё расти и расти. Анна, однако, ушла со сцены ценой собственной жизни — как и Настасья Филипповна.

Толстой многократно описывал жизнь отчуждённо, как шут или мудрец. Балет, литургия, бал, счастливая семейная жизнь, — всё подверглось его — нет, не осмеянию, но опредмечиванию. Проницательность Толстого это проницательность того, кто вне, кто ушёл, хотя телом он ещё внутри. Проницательность Мышкина.

И кому тут мстить? Кого наказывать за смерть Настасьи Филипповна или Анны? Да никого же! Последние страницы «Карениной» — точный аналог последних страниц «Идиота». Толстой как идиот — или как Бог — сидит и гладит мир, убивающий тех, кого любит…

Гений Толстого не только художественный ― конечно, «Каренина» лучше читается, чем «Идиот». Кто считает текст сухим и холодным, тот должен почитать черновики романа ― вот так сухо-холодно. Текст ― Везувий. Гений Толстого в том, что он не издевается над миром, а сострадает ему, не осмеивает, как Достоевский, ни фиглярствует. Толстой и не пытается вывести идеального человека ― он знает, что такого не может быть. Толстой пытается вывести себя и читателя из театральной, показной, неискренной жизни. Это значительно важнее.

Толстой ― идиот, дополнение

Почему «беснуется» Настасья Филипповна/Анна Каренина? Потому что на царящую вокруг ложь они отвечают ложно. Не ложью, а ложно. Уходят из жизни. А нужно уходить в жизнь. Мышкин уходит в сумасшествие, Лёвин уходит в небо, оба варианта «неестественны», говоря словом, которым Толстой заклеймил «Короля Лира».

Почему Толстой обрушился на «Короля Лира», пересказав его самым пасквильным, омерзительным образом? Да потому что Лир ― это сам Толстой. Это уход из дому, это попытка справиться с ложью, театральщиной, проверить людей ― кто любит тебя всерьёз. Кто простит тебе даже любовника ― вот что хочет узнать Анна. Выясняется, что никто. Даже любовник не простит ей, что она завела любовника.

Толстой ведь ушёл из дому сперва финансово ― когда в 1892 переписал всё имущество на жену. Она сидит на фотографиях во главе стола (на торце), не он. Это хозяйское место. Толстой ― король Лир, и только одна Александра Львовна оказалась Корделией.

Толстой и Достоевский

«Идиот» и «Анна Каренина» ― как готический собор и как собор св. Петра. Всё главное ― одно, формы разные.

Сознание определяет бытие, не наоборот. Толстой и Достоевский одного духа, тексты их ― об одном. А насколько же разные! Миллионер и бедняк, аристократ и сын докторишки, офицер, неуязвимый барин ― и каторжник. Толстой считал ниже своего достоинства заглядывать в высший свет, Достоевский туда мучительно стремился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука