Мир без лица. Книга 2

- Попей, добрый бог, попей… - слышится тихий, как скольжение змеи в траве, голос за моей спиной. Подпрыгиваю от неожиданности, понимая: опять я лопухнулась! Надо было стоять столбом и вращаться на месте, словно камера слежения, а не сидеть, пялясь в одну сторону и забывая о стороне противоположной! Оказывается, из кустов ежевики, совершенно непроходимых для человеческой плоти (если только не поместить эту плоть внутрь скафандра), на поляну выбралась симпатичная маленькая болотница. Я читала про «болотных русалок» в каком-то декадентском фэнтези[7], вот и поместила их в свой мир, изменив им характер на более… человеколюбивый. Крепкотелые девахи с лягушачьими ногами, созданные мной, иной раз и заблудившихся спасали. Добрые, добрые болотницы, не то что жуть декадансовая.

Вот и эта не просто так пришла – принесла в деревянной плошке заваренные травки. Зачем? Нудду ни пищи, ни еды не требуется, он же дитя воздуха. Добрая, но бестолковая девушка.

Нудд, не чинясь, взял плошку и выпил залпом. И, как ни странно, приободрился.

- Хочешь еще? – прошелестел голос.

- А что это? – недоверчиво глянула я.

- Напиток веселящий. От него в животе щекочет и смеяться легко. – Это не она, это я бестолковая. Нудду сейчас веселящее питье просто необходимо. Чем смешнее ему, тем крепче творимая им амброзия. А значит эти, в замке, вскоре довеселятся до синих веников.

- Принеси, ягодка, принеси, красавица! – закивала я. – Ты молодец, сама бы я нипочем…

- А тебе, великая норна, не надо ли чего? – кротко спросила болотница.

- Нет, только ему. А откуда ты знаешь, что я норна? – встрепенулась я.

- По лунному мосту только норны ходят и добрые боги.

Пока Нудд приходил в себя, потребляя запасы местных обитателей, я узнала прелюбопытные вещи. Когда-то норны гуляли по здешним лугам и долам едва ли не каждый день. А потом появился злой бог и запер их в долине. Запретил приходить и разговаривать с болотным народом. Оторвал от земли, от леса, от воздуха, не дает глядеть на мир и знать, каково житье-бытье у людей и нелюдей. Запретил населению острова знать прошлое и будущее. Ничегошеньки себе! Что-то мне этот подход напоминает. Что-то из самой реальной реальности.

* * *

Поселок вызывал изумление полнейшей непригодностью для жизни. Корявые домишки бог знает как держатся на сваях, изъеденных солеными ветрами в кружево, в мусоре роются несуразные птицы с тощими шеями и голенастыми телами. Дети, похожие на птиц, и взрослые, похожие на детей. Все мелкое, хилое, недокормленное… Первобытное.

Тем больше изумило нас появление пастора. Худого католического священника в обтрепанной сутане. С недобрым, изучающим взором. Почему-то его не удивлял наш странный кортеж: движущаяся каменная статуя в огненных трещинах, зайка Фрель в буфах и оборочках (хорошо хоть в штанах, а не в мини-юбке), синяя троица откровенно нечеловеческого вида и полуживой старик с недовольной миной.

- Пришли? – не то спросил, не то подтвердил он. – Синьора Уия[8] давно спрашивает, когда вы, наконец, явитесь. Она очень недовольна, Синьора.

- Кто такая Синьора Уия? – одновременно выдохнули я и Морк.

- Веди, - устало произнес Марк. Ему сейчас все равно: и кто такая Синьора, и почему она так недовольна… Весь этот мир был им недоволен. И он покорно склонил голову: да, виноват. Да, заслужил.

- Синьора живет не здесь! – расхохотался патер. – Она живет в песках, вдали от океана, чтобы воля твоей матери, - он ткнул пальцем в Мулиартех, - не отняла у нее свободу.

Мы посмотрели на Мулиартех. Та стрельнула глазами по сторонам и ехидно осведомилась:

- Почем ты думаешь, что я ей дочь?

- Дочери великой и прекрасной Иеманжи[9] похожи на мать: волосы у них, как лунные нити, струящиеся по волнам, кожа их, как тихая вода в лагунах, объятья их смертоносны, чрево их вместительно и готово принести тысячи плодов, любят они неподходящих мужчин и ведут их к блаженству через гибель, - скороговоркой поясняет патер (или не совсем патер?).

- Все с тобой ясно, бабуля! – ухмыляюсь я. – И все, между прочим, совпадает…

- А ты вообще молчи, мелочь, - гудит бабка, пряча улыбку.

У повелителей океанов множество имен. Всех и не упомнишь. Зато к какому народу ни приди в качестве полномочного представителя моря – везде почет и уважение. Никому не хочется ссориться с бездной. А если кто за свободу свою боится – пускай уходит от благословенных берегов в мертвые пески.

- Зачем ей быть свободной от воли Иеманжи? – неодобрительно спрашивает Гвиллион. – Она что, засуху наводит?

Патер болезненно кривится. Похоже, что владычество синьоры Уия ему и самому в тягость, но не признаваться же в этом?

- Она – дочь Орунга[10], - неохотно выдает он семейную тайну Синьоры. – Синьоре не место у воды. Вода убьет Синьору.

- Так чего же ей от нас нужно? – недоумеваю я. И все – буквально все – смотрят на меня с иронией: что ж ты наивная-то такая?

И правда. Несмотря на древнюю, как это побережье, вражду, с потомком старого врага всегда есть о чем поговорить. На любопытстве, на самонадеянности, на корысти вырастут новые связи, немыслимые для древних богов.