Пришлось вернуться вместе с любопытным визитером в кухню и завести длинный рассказ о том, что такое море Ид и почему ушедшие в плаванье по нему как бы есть, но их как бы и нет…
Дошел, конечно, черед и до рассказа о моем предательстве.
Я не стараюсь спрятаться за словами. Я предала и бросила всех, кто мне доверился. Даже Нудда, которому только что призналась в любви и обещала быть рядом. Не перед алтарем, не на священной какой-нибудь поляне, но перед свидетелями, перед небом, водой и землей, перед богами и монстрами, перед смертью и жизнью – куда уж больше-то? Ладно, муж мой пред стихиями – бессмертный, ему ничто не грозит. А остальные? Порождения моего разума, тени в тенях, воплощения детских желаний и страхов – но какими живыми я их помню! Нет прощения демиургу, предавшему собственный мир. Нет ему пути назад. Неприкосновен он и прОклят.
Сидим, молчим. Полагается ли прОклятой демиургине ухаживать за посетившим ее фомором – чаю предложить, печенья? Или еда и питье из моих рук будут с презреньем отвергнуты?
- Ерунда это все! – отмахивается Морак.
- Что ерунда?
- Мысли твои ерунда. Вы, люди, не видели того, о чем грезите. Воинов несгибаемых, верных дев, вассалов преданных и мудрых сюзеренов. В легендах подобного добра пруд пруди. Только собрано оно по крупицам со всех земель и вод. И гибнут несгибаемые-преданные в каждой легенде, самым прежалостным образом. За глупость и прямолинейность. Аой! Ну как, утешилась? – и он смотрит на меня таким теплым, братским взглядом, что прямо тянет разрыдаться.
Впрочем, рыдать сейчас – последнее дело. Глупое бабье дело. Не до того. Надо узнать, что случилось. Наверняка ведь что-то случилось, иначе не сидел бы тут синий сереброволосый незнакомец, смущаясь и не зная, как приступить к рассказу.
- А я хотел встретиться с Морком и сказать, что вернул ему судьбу.
- Как так – судьбу вернул?
- Мы с Адайей ищем наших двойняшек. Они изгоями стали, потому что Морк отказал Адайе, когда она его выбрала. Она, конечно, ужаснулась. Даже больше, чем обиделась. Зато теперь все хорошо. И очень странно.
- Что странно?
- Любовь. – Морак произносит это слово так, словно решил переменить веру.
- Что же в ней странного?
- Для вас, людей, ничего. И для нас, детей стихий, когда мы здесь, ничего. Земля – обитель любви.
- Не замечала. – Я начинаю сердиться. Что за намеки, право слово! Я замужняя женщина!
- И сильно бездна на вас гневается? – раздается неповторимый, родной голос. Нудд. Он пришел! Я вскакиваю со своего места и с размаху утыкаюсь ему в грудь, стукнувшись лбом о ключицу. Мир привычно замирает, пока я обнимаю своего брошенного мужа.
* * *
Фоморам снятся только воспоминания. Мы не умеем заглядывать в лицо своим страхам и желаниям, как это делают люди. Зато мы можем увидеть любой миг, возникающий в памяти трех стихий – огненной, водной, воздушной. Бездна рассказывает нам о себе, пока мы спим.
Теперь в нашу жизнь вошла четвертая стихия – море Ид. Мы, фэйри, еще не готовы ее слушать. Но она уже готова с нами говорить.
После золотых чертогов Эрешкигаль в каждом из нас что-то надломилось. И сил, чтобы идти дальше, не было, и ощущения, что дорога каждая минута, не было. Как будто погонщик опустил свой кнут и дал нам покой. Мы и свалились на камни, где стояли. Силы нас оставили и разум нас оставил. Я уронила голову на колени Морку, успев подумать: сон в таком месте, как переход от зала предвечного суда к пещерам наказания за грехи, может быть опасен.
Море Ид не пощадило меня. Оно пожелало говорить со мной, как с человеком. О моих страхах и надеждах.
Хель пребывала в забытьи, когда вы пришли, сказало оно. Эрешкигаль – на суде. Тласолтеотль встретит вас на пиру. На свадебном пиру. И невесту будут звать… Помба Жира!
Это она, она сидела во главе стола, не заставленного – заваленного снедью, освещенного огнями жаровен, безобразно пышного, точно сотни Лукуллов собрались со всех концов ада, чтобы устроить посмертную вечеринку. Помба Жира, что зовется женой семерых мужей, сочеталась браком с шестерыми из нас. Фомор, дух огня и камня, лоа, сильф, уриск и ас предназначались ей в супруги. Морк, Гвиллион, Каррефур, Нудд, Марк – и еще один, неизвестный мне бог верхнего мира, пышущий тоской и яростью. Все они сидели по правую и левую руку от невесты, бесчувственные и безвольные, скованные огненными цепями вроде тех, что плела Синьора Уия – но ярче, намного ярче. Никто из шестерых больше не владел собой – отныне ими владела Помба Жира. Мы, их женщины, были не в счет. И нынешний муж богини разрушающей любви – он тоже был не в счет. Легба стоял за троном Помбы Жиры, и лицо его превратилось в трагическую маску. Огненные цепи на нем горели незакатным солнцем.
Я, Мулиартех, Фрилс, Мирра сгрудились на дальнем конце стола и беспомощно наблюдали за гибелью этого мира.
После огненной свадьбы власть Помбы Жиры над всеми стихиями станет нерушимой и вселенная покатится в ад кратчайшей из дорог – тропой убийственной любви.