Мир без Солнца

Несколько странным показалось Дугину то, что возле перехода, соединяющего два смежных корпуса, была выставлена усиленная охрана, — аж пятеро десантников, у одного из которых имелся при себе тяжелый станковый трассер. Но, в конце концов, у военных свои причуды. Дугин слышал от Майского, что еще в первые дни пребывания экспедиции на РХ-183 полковник пытался убедить Лизу Стайн в том, что в целях осуществления стандартных мер безопасности все ворота и двери на станции должны быть заперты, а в каждом переходе следует выставить вооруженную охрану. По счастью, Стайн не вняла уговорам бравого вояки, которому она явно симпатизировала. По-видимому, теперь, взяв власть в свои руки, полковник Глант решил осуществить свой план.

Теперь, конечно же, придется заново излагать всю свою историю, часть из которой была заведомой ложью, которую Дугин, в то время еще и сам не зная почему, скормил старшему лейтенанту Ступину. И, тем не менее, подумав об этом сейчас, Дугин пришел к выводу, что поступил правильно. Какой смысл было делиться всей имеющейся у них информацией с человеком, который в свою очередь ничего не желал им рассказывать?

Удивительным для самого Дугина было то, что узнав результаты теста, показавшего, что он не человек, а всего лишь копия, созданный Лабиринтом двойник Сергея Дугина, он не испытал того шока, который наповал сразил профессора Майского. Дугин прислушивался к своим ощущениям и внимательно отслеживал все проскальзывающие в голове мысли, стараясь оценивать все объективно, как сторонний наблюдатель, и все равно не мог уловить в своем сознании никаких агрессивных наклонностей, свойственных двойникам. Если ему и хотелось врезать как следует по башке старшему лейтенанту Ступину, то лишь по причине того, что офицер не желал обращаться с ним и Майским, как с людьми. И Дугину не стоило больших усилий подавить в себе это желание. Он помнил всю свою жизнь, от трехлетнего возраст, когда родители впервые отвезли его к морю, где самое большое впечатление произвели на него медузы, тающие на раскаленном песке, и до того момента, когда старший лейтенант Ступин объявил ему, что он не человек. Никаких провалов в памяти, никаких воспоминаний, привнесенных извне. Он был тем, кем он себя считал, — Сергеем Робертовичем Дугиным, психологом и нейропрограммистом, 38 лет от роду. И он был уверен, что не собирается при первой же возможности начать истреблять людей или разрушать жизненно важные системы станцию, над которыми, судя по всему, кто-то и без него успешно поработал. Или заложенная в нем программа могла сработать в самый неожиданный момент, когда он и сам не будет этого ожидать?

Приблизившись к часовому с сержантскими нашивками на груди, старший лейтенант Ступин что-то негромко произнес. Сержант так же тихо ответил ему и взялся за ручной привод дверного запора.

Дверь медленно начала отходить в сторону.

Дугин ожидал, что офицер первым войдет в проход, но старший лейтенант с готовностью уступил дорогу двум рядовым, вооруженным трассерами. Сам же Ступин вошел в проход только после того, как оттуда раздался голос одного их десантников, крикнувшего:

— Чисто!

Дугин хотел было сострить по поводу правил личной гигиены, но вовремя сдержался. Положение у них с Майским и без того было далеко не завидным и просто глупо было прилагать усилия к тому, чтобы наживать себе новых врагов.

— Вперед, — негромко произнес солдат, поддерживающий Дугина под правую руку, и вся троица, — два конвоира и арестант, — дружно зашагала в направлении открытого прохода.

Дугин и не думал оказывать сопротивления своим конвоирам. Но, едва войдя в проход, который, как полагал ученый, соединял казарменный корпус станции с лабораторным, Дугин замер на месте, не в силах заставить себя сделать хотя бы шаг вперед.

То, что открылось его взору, не поддавалось никакому разумному объяснению. Это было похоже на фрагмент пейзажа с одной из картин классика сюрреализма: примерно в трех метрах от двери труба перехода обрывалась, словно обрубленная огромной секирой, а далее за ее пределами расстилалась ровная, бескрайняя багрово-красная пустыня. Нереальность, возведенная в куб.

— О, черт! — только и смог произнести Дугин.

Двумя словами ему удалось передать все те чувства, что охватили его в этот миг: ужас, удивление и восторг. Какому из них следовало отдать приоритет, Дугин и сам не знал. Да и не хотел он сейчас разбираться в собственных чувствах. Он пытался понять, чего ради его привели сюда.

Десантники крепче ухватили Дугина под руки и поволокли его к выходу.