Мир дворцам

И все было здорово, но однажды в кабинет владельца ресторана пришел нежданный посетитель, представившийся капитаном ФСБ Ковалевым. Посетитель достал из кармана серую коробочку с кнопочками, что-то нажал, и вся личина Дигена рассыпалась в прах, обнажив настоящий облик. Посетитель был хорошо осведомлен еще и по той причине, что Костян в своих подозрительных Интернет-сообществах много чего написал, чего не следовало. Скрываться стало бессмысленно, и пришлось все рассказать, в том числе и про Марину.

Посетитель внимательно и вежливо выслушал и попросил оставить все как есть и не пытаться выйти на связь с прежней знакомой. С Шехиревым уже побеседовали, вызвав повесткой, «куда следует», и настоятельно попросили не трепаться в социальных сетях. И еще сделали предложение о работе с применением его навыков системного администратора в одной очень интересной лаборатории, с соблюдением полной секретности деятельности.

Вот так Константин Антонович Шехирев из социальных сетей и прочих подозрительных сообществ, пропал, ликвидировав все аккаунты, и занялся делами куда более интересными, чем сетевое компьютерное рубилово. И конспирологии теперь в его жизни было хоть отбавляй. Ковалев через год стал майором, Диген все так же рулил рестораном. Вопреки утверждениям Кости, домофея никто не собирался препарировать и изучать органы под лупой. Пару раз брали кровь из пальца, надевали на голову штуковину с проводами, подсовывали картинки в виде пятен, но больше всего — задавали вопросы. Он познакомился с Таиповым, с удовольствием периодически консультируя спецслужбы по особенностям мира Лангато. Жизнь удалась, но Марину Диген забыть не мог, и старался иногда узнавать и об ее житье — бытье. Думал заделаться спонсором спортивной школы, но Ковалев запретил «светиться». Но, видимо, так устроен мир, что без встрясок никак не обойтись — ни в одной реальности, ни в другой.

Таипов не особо стремился посвящать сына, Лешу, в тонкости наследственности, но рано или поздно это было необходимо сделать, потому что дар бродяг обычно дает о себе знать именно в подростковом возрасте, а Таипову-младшему недавно, зимой, стукнуло тринадцать. Следовало бы побеседовать раньше, но Альберт Иванович не торопился, откладывая важный разговор каждый день «на завтра». И вот однажды, в воскресное утро, когда семья мирно завтракала за кухонным столом, мальчика вышибло. Жаргонное словечко на сленге Путешественников обозначало короткий спонтанный выход из реальности, характерный для юных бродяг, еще не владеющих своими врожденными способностями в полной мере. Событие как будто громом поразило всех: сам Таипов от неожиданности чуть не отрезал себе палец, готовя бутерброд; его жена, Галина Николаевна, упала в обморок. К слову сказать, она даже не догадывалась, за какого необычного мужчину вышла замуж. Мальчик отсутствовал около полутора минут, пока Таипов приводил супругу в чувство. Когда сын вернулся на свое место за столом, то по первому же взгляду на его бледное лицо и огромные зрачки испуганных глаз становилось ясно, что Леша сам недалек от обморока. Альберт Иванович в доли секунды сориентировался, и, твердо взяв сына за плечо, успел шепнуть:

— Матери ни слова. Потом поговорим…

С тех пор в доме поселился страх. Галину так и не удавалось убедить, что ничего не произошло. Женщина она «насквозь практичная», как говорил в шутку сам супруг, мистика и прочее мракобесие — были понятия отчужденные, с которыми преподаватель биологии никак не могла бы найти общий язык. Единственным разумным объяснением случившемуся, по мнению Таиповой, была возможность развития эпилепсии. Этим недугом страдала ее мать, и теперь Галина бегала по врачам, сидела в очередях, проходила обследования, и никак не могла успокоиться. Ее можно было понять… А сын… А что сын?

Леша и так не был особо близок с отцом, считая того старомодным, несовременным, странным, погрязшим в работе и т. д., и т. п. Леша хотел бы заняться единоборствами — отец заставлял ходить «на шахматы», чтобы развивать мышление. Леша любил уроки истории, а отец говорил, что история переполнена ложью, и требовал налегать на математику. Правда, один из друзей отца, Валентин Станиславович, «дядя Валик», как называл его когда-то Леша, поощрял и единоборства, и историю, но на этом точки пересечения контактов отца и сына заканчивались. Семья Таиповых жила довольно замкнуто, без широкого круга знакомых. И теперь Альберту Ивановичу все-таки предстояла содержательная беседа с отпрыском.