Предварительно он получил инструкцию от опасника. В основном она сводилась к тому, чтобы поменьше разговаривать с жертвецом, а главное – не распространять его измышлений, возможно, опасных. Ну, об этом Антəму не требовалось и говорить. Сам бы сообразил.
Дважды отказник выглядел не очень страшно. Конечно, у него не было кисти одной руки, и на обеих ногах были бинты, а на одной из них, сломанной, ещё и шины, но перевязки – забота медика, который приходил два раза в день и выгонял Антəма из хижины на время медицинских процедур. А так жертвец выглядел как обычный человек. Пожилой, но ещё не старый. Похожий не на преступника, а на учёного.
Первый день он был в забытьи. Так что и разговаривать с ним не понадобилось. Вообще обязанности Антəма были в основном типа «подай-принеси», потому что дважды отказнику запрещалось выходить из хижины. Не только запрещалось. На уцелевшей верхней руке оставили браслет от наручников, от которого шла цепочка к кольцу, надетому на ножку кровати. А вот уже приподнимать кровать и снимать кольцо строго запрещалось. Притом нижние руки от наручников освободили, так что технически он мог бы это сделать. Такая методика называлась у опасников «контролируемая провокация нарушения». В данном случае они применили её непонятно для чего. Наверное, по какой-то инструкции действовали. А инструкция по необходимости действует даже тогда, когда в предписываемых ею действиях нет необходимости. И даже смысла. Ну, нарушит он запрет, и что они ему сделают?
Притом и провокация была слабая. Допустим, он сбежит – зачем? Куда денется? Допустим, даже спрячется. Так и так загнётся вскоре, его, может, и искать не станут. А что цепочка – её длины хватает, чтобы встать на пороге хижины и посмотреть на небо и склон Горы. Можно сказать, свобода. В каких-то пределах. Небольших, да. Так ведь не особо больше впечатлений получишь, прогулявшись в окрестностях.
На второй день жертвец пришёл в себя и очень удивился, что жив. Хотя отсрочке не особо обрадовался. Но разговаривал с Антəмом охотно. А почему нет? Будь тот хоть самим начальником опасников (кстати, никто не знал, кто он и есть ли вообще такой человек), чего уж теперь опасаться?
Джотиш – так его звали – был раньше вторым астрономом. Довольно статусная должность. И он не спорил с опасником, и не претендовал на должность Спеўрадайра, первого астронома. По его словам, он просто честно делал своё дело. Но результаты, которые он получил, оказались настолько важными и настолько пугающими, что, когда Спеўрадайр в панике попытался их скрыть, Джотиш доложил о них опасникам. Он считал, что сам Крыш должен их узнать. Кстати, Спеўрадайра он в своём докладе ни в чём не обвинял. Написал вроде как от обсерватории, как будто в ней нет никаких разногласий.
Но сам Крыш, когда до него дошёл доклад Джотиша, спросил Спеўрадайра, что думать об этих результатах. Спеўрадайр поклялся, что это ошибка или фальсификация. В результате Джотиша сочли виновным в попытке возбуждения общественно опасной паники, и создаваемую им проблему решили кардинальным образом. То есть это они так думали, что решили. А он думал, что с его исчезновением проблема никуда не делась. И им неминуемо придётся с ней очень скоро столкнуться. Однако он не злорадствовал – ну, разве что чуточку – скорее, испытывал даже облегчение от того, что он больше ничего не должен делать. А главное, не увидит того, что увидят они. И, увы, все люди…
Антəму хотелось поскорее узнать, что же это такое страшное все увидят. Может, к Сферете приближается огромный метеорит? Сферета сошла с орбиты и удаляется от Небесного Огня? Но было бы невежливо прерывать рассказчика. Для которого, наверное, важнее всего понять, как же так вышло с ним? Найти ошибку в своём поведении, или убедиться, что её не было. Что виновата судьба, ошибки или злонамеренные действия других людей, что угодно…
Так думал Антəм. Но нет, Джотиш просто проявлял научную обстоятельность. Собственная судьба его волновала мало. Более того, он искренне не понимал, почему его начальника и самого Крыша ещё волнуют какие-то посторонние соображения, раз они узнали ужасную новость. Антəм мог бы попытаться ему объяснить, что, если они предпочли ему не поверить, то и не волнуются, но не стал: рассказчик наконец-то добрался до сути дела.
Впрочем, не совсем. Он захотел предварительно узнать, знаком ли собеседник с астрономией. Без минимальных астрономических сведений его новость будет, де, непонятна.