Мир фантастики 2010. Фактор города

Вован глянул на небрежно размазанные по сини облака, на неподвижную воду в котловане, где в опрокинутом небе отражались сурепки с цикориями, на нахального воробья, что уже примерился склюнуть крошку от маковой булки прямо с ботинка. Грудь сдавило неповторимостью мига, и сладко заныло под ложечкой, как в детстве, когда весь огромный мир распахивался навстречу из каждой росинки, или как позже, когда Петька младенцем сонно раскидывался в кроватке и умилительно почмокивал губешками. Он улыбнулся широко и ласково небу, котловану, воробью и кикиморке и хлебнул теплого пьянящего зелья.

* * *

Солнце еще и не думало садиться, но подъездный сумрак ждал вечера. Неторопливо и спокойно Вован поднялся к облезлому подоконнику, пристроил на старое место шпротную пепельницу. Помедлил секунду и решительно поднялся к 52-й квартире.

Гуня отозвался тотчас же, будто так и караулил под дверью.

– Ты это, – Вовка смутился, не зная, как обратиться к домовому, – перебирайся к нам. Не больно-то тихо будет, конечно, но Лидка моя гадости вонючие не развешивает и чтоб пусто было не желает. А я тебе хлеб крошить буду. И молоко наливать. Ну, и что там еще… Вот.

Гуня всплеснул маленькими ручками:

– Спасибо, дядь Вова! Это я с превеликим удовольствием. И дом держать буду! И привидений гонять! И тараканов! И муравьев! И не надо мне в блюдечко, я и по-человечески… И нитки буду распутывать! И… Ой, спасибо!

– Да ладно, – смутился Вован еще больше, – привидения пусть себе летают. Глядишь, английский выучим…

Домовенок бросился в стену – собираться. Вовка спустился на курильный подоконник, ткнулся лбом в стекло, глядя во двор, как на сцену.

Тихо выбрался из квартиры Кефирыч, пристроился рядом. Третьим уселся со своей ароматной трубочкой как будто успокоенный Феофил: Вован не решился спрашивать, как обстоят дела с квартирой.

Подъехал хмыревский джип. Хозяин вышел, постоял нерешительно, опираясь на глянцевый бок и вертя в пальцах связку ключей. Нырнул в недра машины, выловил матовую квадратную бутыль, стопку пластмассовых стаканчиков. Одним махом взлетел к подъездному обществу.

Водка прозрачно разбулькнулась по стакашкам. Феофил прищурил глаз, и Хмырев, сам не заметив, налил лишнюю порцию.

– Что, продали квартиру-то?

Тот смущенно улыбнулся, и на миг сквозь напускной лоск проглянул конопатый школьник Андрюха Хмырь – хулиган и задира, который классно вырезал из щепок кораблики.

– Да че-то стал барахло разбирать старое… альбом вот нашел с фотками еще с позапрошлого века, бабка хранила. Прапрадед мой, представительный мужик был – в мундире, борода такая… А потом, мебель же у меня – чистый антиквариат, одно зеркало чего стоит! Диванище такой – хоть спи, хоть телик гляди… Ну и…

Собеседники обменялись недоумевающими взглядами. Хмырев сам понял, насколько неубедительно звучит его речь, и рубанул воздух ладонью.

– Прогнал я, короче, клиента! Не фиг, – и добавил с чувством: – Он лепнину с потолка спилить хотел! – А потом основательно хлебнул из стакашка. – Ты слышь, Кефирыч, я там велик нашел старый свой, Митьке твоему как раз будет. А подрастет – вон Петька пусть гоняет, если тот раньше не развалится.

Дедок пожевал утухший окурок.

– Чего ж… Спасибо.

– А я сам тут ремонт сделаю – никаких пластмасс и стеклянный потолок к чертям, а то ж в Тушине квартиру обставил, такие бабки угрохал – офигеть, а ни в кресле развались, ни на стол чего поставь! Диз-зайнеры, блин! Тока пальцы кидать под тот дизайн, а жить-то невозможно! – подытожил не на шутку разошедшийся Хмырев. Запнулся и прибавил: – Тихо здесь так, по утрам птички чирикают…

Скрипнула дверь кефирычевской квартиры, необычно тихая Настена свесилась через перила:

– Папка, куришь все? Гляди, весь обсыпался. Иди ужинать, я супу наварила, любимого твоего.

– С косточкой? – осведомился старик.

– С косточкой, – улыбнулась Настюха. – Я налила уж, стынет.

– Ну, я мигом, – Кефирыч торопливо затушил окурок, но дочь не уходила.

– Андрей Степаныч, вы бы тоже зашли, – теребя обесцвеченную кудельку, проворковала она. – А то вечно хот-догами всякими перекусываете, поужинали бы по-соседски, а?

Хмырев вроде бы смутился даже:

– Да ладно, беспокоиться-то… Да я привычный…

– Я и супу налила уже, – настаивала та.

– Ну, это… тогда ладно, щас я.

Оставшись вдвоем, Вован с Феофилом помолчали.

– Это вы его?.. Ну, чтоб квартиру не продавал? – осторожно осведомился Вовка.

Феофил одновременно замотал лохматой головой, пожал плечами и странно глянул на Вована.

На площадку шариком выкатился Гуня, волоча древний сундук размером с комод.

– Хозяин, – позвал радостно, – мне как, устраиваться?

– Угу, – кивнул Вован и мгновенно представил тещу, охаживающую домовенка половником. Картинка получилась жалобная, и, несмотря на собственные страхи, он поднялся с насиженного подоконника. – Погоди… Я тоже домой.

Лампочка-шестидесятка честно освещала ободранные шахматные квадраты линолеума на полу. Стараясь не шуметь, Вован переобулся, заглянул в тоннель коридора. Гуня, войдя в квартиру, как испарился.