Мир и война в жизни нашей семьи

И вот поехали в Москву. Юра ехал с нами несколько станций, грустно, грустно невозможно. Люсенька была всё время у Юры на руках и никак не хотела ко мне. Тоже, наверное, чувствовала разлуку с папочкой. Юра сошел, мы поехали. Хорошо, что я не одна. На следующей остановке я получаю телеграмму: «Верусенька, не волнуйся». И так на каждой станции получала телеграммы в дороге. С Тамарой и Виктором мне было очень хорошо ехать все 5 суток, они мне помогали как могли. Даже ночью Виктор сидел, гулял с Люсенькой, а мне говорил: «Поспите, отдохните». Люсенька очень часто плакала, перемена обстановки на ребенка, конечно, подействовала: жарко, душно. В ресторане с поваром договорились для Люси варить кашку, супы, молочко. Доехали очень хорошо.

Приехали в Москву ночью, поезд опоздал часа на три, меня встречали крёстная и Ваня, мой брат. Приехали на квартиру к крестной. Конечно, не в дом родной. Люсенька очень всем понравилась: полная, румяная, ручки как перевязанные, хорошо смеялась. Все говорили: «Сибирячка, сибирячка». Пробыла я у крёстной дня два, потом брат Коля отвёз меня в Павшино. Так трудно было мне привыкать. Семья большая: мать, отец, братья Коля, Ваня и мой брат жил у наших в маленькой комнатке и ещё Коля из Рахманова. Просто кошмар! В Иркутске жили втроём своей семьёй. Всё у нас было, жили спокойно – и вдруг всё изменилось. Иногда так хотелось есть, а есть нечего, покупать и готовить отдельно просто не могла, стыдно. В Москву к своим было очень трудно ездить, и особенно не звали. Так жила всю зиму. В апреле с Колей, братом, и Женей оклеили дом, и мы перешли жить отдельно. Конечно, Коля, брат, жил со мной и, как и раньше, на моем иждивении. Крестная ему сказала: «Это нехорошо, Верушке и так трудно». Стал есть в Москве в столовой, только в выходные дни иногда у меня, а больше у наших, платил, не помню, сколько. Юра писал очень часто, наверное, через день-два получала письма, телеграммы, скучала очень, одна отрада – письма. В марте 1939 г. Колю, брата Юры, проводили в РККА, тоже на Дальний Восток. Созвали вечер, много было молодежи, весело. Мне было очень скучно.

С мая месяца я пошла работать в Красногорский торг в транспортный отдел старшим бухгалтером. Главным бухгалтером был Александр Иванович Гончаров, муж

Татьяны Никифоровны. Женя оставалась с Люсенькой, так жили всё лето. Я в обед приходила кормить Люсю грудью. Георгий Николаевич помогал Жене. Посеял много цветов, сделал низкую загородочку, наносил песочку. Люсенька в 10 месяцев начала ходить, много уже говорила слов: «Мама, папа, баба, Еня (Женя), дай, не буду, есть кочу и т. д.». Девочка росла очень хорошая, спокойная, пошла сразу: во дворе были куры и петух, я ее поставила, и она побежала за петухом и никак не могла остановиться, устала и упала и громко заплакала. С этого времени недели две совсем не ходила, боялась. Потом нормально стала ходить и не падала.

К осени, кажется, в конце августа, Юра прислал письмо, что ему надо будет служить еще год, всего два года. Прежнее постановление служить 1 год отменено. Мы стали думать, что нам делать, оставаться мне на зиму невозможно. Женя с сентября уехала в Москву, пошла в школу. Георгию Николаевичу трудно, он очень больной человек. Юра прислал письмо, что ему разрешили жить на квартире, и Юра стал искать мне работу с квартирой и очень удачно нашел: в Уссурийском областном управлении требовался заместитель старшего бухгалтера. Надо было послать вызов в Красногорский НКВД. Они всё сделали. Забыла написать, в ноябре месяце Коля, брат, женился на Клаве, была свадьба.

В октябре месяце я получила вызов на работу с предоставлением квартиры и подъемные. Я опять стала собираться в дорогу, уволилась с работы, заранее купила билет, и начались сборы. Надо было собрать все теплые вещи, продукты. Люсеньке надо зимнее пальто. Катя Суворова сшила капор и пальто бархатное, цвет золотой. Итак, путешествие на Дальний Восток вдвоем с Люсенькой, ехать надо было 8–9 суток. Опять договорилась с поваром что-то готовить ребенку. Помню, доехала хорошо. Люди были очень хорошие в купе – семья военных. В Ворошилов-Уссурийский приехала поздно вечером. Юра нас должен встречать.

И вот опять история. Приехали, поезд остановился, все вещи вынесли, Юры нет. Поезд ушел, я стою на платформе. Что делать? С ребенком и вещей мест 10–12. Вдруг бежит Юра со скоростью самолета. «Что я наделал? Заставил вас волноваться! Милые, мои дорогие, золотые, как я рад, что опять все вместе. Красотец мой, Веру-сенька (так он меня часто называл)». Он не знал, что ему от радости делать, хоть в пляс иди. Люсеньку целовал без конца, с рук не спускал, она уже бегала и говорила: «Папа, папа! Где ты был? Так долго?».

Дали телеграмму в Павшино о приезде Веры с Люсей в Ворошилов-Уссурийский. В ответ дедушка Георгий Николаевич отправил письмо, которое чудесным образом дошло до младшего адресата, его внучки, в феврале 2017 года. Вот сохранившаяся часть этого письма:

Павшино 15-го ноября