Мир и война

Юрий пошел на эту работу без всякой радости. Не грело повышение: опять бумажки, опять сиденье на одном месте. К тому же батальон Северского к этому времени перевели в глубокий тыл, на Украину, в Тульчин.

Городок этот старинный, известный с начала XVII века. В середине того же века, когда Богдан Хмельницкий ополчился против католиков-поляков, а заодно и против иудеев, шестьсот польских солдат и полторы тысячи евреев, как рассказывают летописи, заперлись здесь в укрепленной крепости. Они дали клятву друг другу отстоять Тульчин и не вступать ни за что в переговоры с казаками. Вместе с солдатами евреи стреляли с городских стен, выходили из ворот, бросались в атаку.

Убедившись, что города им не взять, казаки обещали полякам снять осаду и пощадить их, если те выдадут деньги и имущество евреев. Поляки согласились. Прослышав такое, евреи вознамерились перебить всех поляков, но глава местной общины удержал их от этого. «Лучше погибнем, братья, — сказал он, — как погибли наши соплеменники в Немирове и других местах, но не станем навлекать на евреев ненависть всех польских людей».

Казакам сдали город, и они, войдя в него, забрали у евреев имущество, а потом согнали в сад, поставили там свое знамя и объявили: «Кто хочет принять крещение, пускай встанет под знамя — и останется жив!» Ни один не сделал этого, и казаки перерезали полторы тысячи человек, оставив в живых только десять раввинов — для выкупа. После этого сказали полякам: «Как вы нарушили свое слово с евреями, так и мы с вами поступим…» И убили всех.

С этого момента, утверждает летописец (но, увы, он жестоко ошибался), «поляки держались союза с евреями и не изменяли им…»

А в 20-х годах XIX века Тульчин стал центром Южного общества декабристов. Пестель, Волконский, Муравьевы-Апостолы вынашивали здесь свои планы превращения России в республику гражданских свобод и равенства всех перед законом, не осуществленные до сих пор, и неизвестно, осуществимые ли вообще в «этой», как теперь принято выражаться, стране.

На окраине Тульчина и расположился батальон, в который перевели Юрия. На первых порах отношения с комбатом Костей Северским складывались вполне терпимо: было, что вспомнить о нескольких месяцах совместной работы, оба хотели сделать батальон лучшим, если не в мире, то в полку. Нравились Юрию и командиры рот — особенно старший лейтенант Заломов, бывший танкист, спокойный, скромный, с таким же, как у Юрия, нервным тиком лица (только не с левой, а с правой стороны). Понравился ему, правда, не сразу, и писарь штаба.

Вообще, писари рот и батальонов весьма важные фигуры. От них, если хотите, во многом зависит лицо подразделения: ведь писанины на всех уровнях хоть отбавляй. Сводки и отчеты по всем вопросам: пола, возраста, национальности, партийности, вшивости, поведения и моральной устойчивости — это о людях; а сколько еще всего по части автомашин, лопат, канистр, не говоря уже о гимнастерках, сапогах, шинелях, о комсомольских и партийных собраниях, строевой работе, политинформациях и зарядке, благодарностях и выговорах. И соответственно в штабе батальона всего этого чуть не вчетверо больше, чем в роте.

Но батальонный писарь хорошо с этим справлялся. Вернее, справлялась. Потому что звали его Наташа Рудакова, и была она здоровенной девахой с десятиклассным образованием, родом с Кубани — широкие плечи, крутые бока, толстые щеки, подпирающие серые смышленые глаза. Словом, добротный продукт с бескрайних полей житницы нашей отчизны, о победном севе и уборке на которых мы регулярно видели совершенно одинаковые кадры почти в каждом киножурнале, вне зависимости от того, бывал хлеб на прилавках магазинов или нет.

Поначалу Юрий старался быть с Наташей как вообще со всеми подчиненными — строг, но справедлив: только официально, только на «вы», исключительно о делах. Но ведь они почти однолетки, не так давно со школьной скамьи, и, кроме того, она женщина, что временами особенно остро бросалось в глаза Юрию, несмотря, а возможно, и благодаря военной форме. Если незатейливо поиграть словами, то ее собственные формы только выигрывали от формы военной: могучая грудь под гимнастеркой, туго перетянутой офицерским ремнем с пряжкой-звездою, стройные высокие ноги в сапогах. На кого бы это не подействовало? И Юрий оказался не железным.