Мир ярче с тобой. Сборник рассказов

– На исповедь нужно приходить, только примирившись со всеми, ни на кого не имея обиды. Говорите только о своих грехах, кратко и лаконично. Не стоит перечислять кто чем вас в жизни обидел. И ещё, живущих в незарегистрированном браке, я к Причастию не допускаю, пока не отрегулируете этот вопрос, ибо еще апостол Павел сказал: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни прелюбодеи, ни воры – Царства Божия не наследуют».

От последнего заявления Варвара Матвеевна всполошилась, бормоча себе под нос

– Да как же это так?! Да, батюшка милый! Да что же это?

К исповеди она подошла последней, вкладывая в руку священника исчирканную грехами бумажку, нервно переминаясь с ноги на ногу и теребя угол своего платка.

Когда священник накинул на её голову епитрахиль, собираясь прочесть разрешительную молитву, женщина замычала нечто нечленораздельное.

– Что, мать? Хочешь ещё что-то сказать?

– Э-э-э… а-а-а… Мы со стариком нерегистрированными живём, – наконец выдохнула женщина.

– Как это? И в ЗАГСе не расписаны?

– В ЗАГСе-то всё путём. Только венчаться со мной не хочет старый хрыч. Что мне, связанным его в церковь приволочь? Так ведь сил у меня не хватит. Как же мне теперь без Причастия? Ведь помирать скоро! Как я без таинств пред Богом предстану? – плечи женщины затряслись от беззвучного плача.

– Я же сказал, что не допущу к Причастию не невенчанных, а незарегистрированных, то есть живущих не расписавшись, – расстроился священник, ошарашенный такой интерпретацией своих слов. – А брак, отмеченный в паспорте, Церковь признаёт. Так что причащайся, мать, спокойно.

– А у меня внучка живёт и без венца, и без ЗАГСа, – встрепенулась баба Варя.

– В своих грехах нужно исповедоваться. Я же об этом говорил уже.

– Но что же мне с ней теперь делать?

– Молись, мать, молись.

– Да я молюсь, молюсь…

После богослужения женщина шла домой уставшая, но обновлённая.

– Здрасте, тётя Варь! Хотите сделать доброе дело? Пятью рублями не подсобите? – прокричал в ухо бабе Варе Марат, живший с ней на одной лестничной площадке.

Женщина охнула, слегка отскочила и, поняв, что от неё хотят, взявшись за сердце, отрицательно замотала головой.

– Что-то я сомневаюсь, что дело действительно доброе.

– Почему? Мне на дорогу до работы не достаёт.

– Ты же пешком туда ходишь. К тому же, сегодня воскресенье. Какая работа?

– Неужели же вы думаете, что мне на то, что вы думаете?

– Не знаю. Сейчас стреляешь, а потом в пьяном виде детей во дворе распугиваешь. Нет, Марат, не дам денег. На вот лучше конфетку, – и женщина достала ему карамельку, приготовленную ею для нищих.

Марат посмотрел на леденец, как будто никогда его не видел, постоял в раздумье – выкинуть его сейчас или вернуть обратно. Затем, сунул конфету в карман и пошёл дальше искать пять рублей.

– До чего мелочь стали делать тяжёлой, – думала Варвара Матвеевна, поднимаясь по ступенькам на третий этаж, – может и впрямь стоило её отдать Марату, а то нет никаких сил постоянно таскать с собой такие тяжести. В сумке один кошелёк, а весит она как что-то стоящее.

Когда же дойдя до своей квартиры, она решила подробней проинспектировать состояние сумки, то кроме кошелька обнаружила…

– Булка! Как ты сюда попала, милая? А-а-а… видно я тебя торкнула когда молодой папаша отвлёк на себя внимание. Так это что же получается? Я тебя взяла и не заплатила? А в кассе что смотрели? А если бы тебя обнаружили, когда я уже выходила из магазина? Стыд-то какой! Это что же получается, я тебя своровала и с ворованной плюшкой ходила в храм? Свят, свят, свят, грехи мои тяжкие. Да я же за всю жизнь никогда чужого добра не брала. Что теперь с тобой делать-то, а?

Женщина смотрела на виновницу своего невольного греха, и ей виделось, как на том свете перед её носом черти дёргают булку за верёвку. Почему-то при этом она представляла плюшку, привязанную к удочке как наживку, а себя со связанными руками отпихивающуюся от неё. А чего еще теперь ей приходилось ждать? Ведь, она сегодня вполне отчетливо слышала в храме, что воры – Царства Божия не наследуют.

– Как говорит Матрёна: «Рад бы в рай, да грехи не пускают». Матрёна! И как я сразу не догадалась? Вот у кого спросить совет.

Матрёна помнила наизусть несколько псалмов, кондаков и даже знала что такое «катавасия». Короче, слыла среди подруг женщиной сведущей в церковных вопросах. И уж, конечно, могла наставить, как исправить тот или иной грех.

– Исповедоваться надо, – резюмировала Матрёна рассказ Варвары Матвеевны, – а ворованные вещи обычно жертвуют нищим или в храм. Самое лучшее – положить твою плюшку на канун в помин душ умерших родственников обворованных людей. Сами-то они в храме не бывают, а тут как бы вынужденное пожертвование с их стороны получается. И им хорошо, и храму какая – никакая помощь.

– Да я только сегодня из церкви, и когда себе теперь до неё доберусь? Сама знаешь – у меня ноги, – взывала Варвара Матвеевна к милосердию подруги, проглотив обиду относительно «ворованных» вещей.

– Ну, тогда отыщи вблизи кого-нибудь нуждающегося, – снизошла Матрёна к болезненному состоянию ног бабы Вари.