Мир хижинам, война дворцам

Перед тем он еще пять минут тяжело терзался у двери — постучать или не постучать? А еще раньше — десять минут топтался на улице, поглядывая на ярко освещенное окно. Впрочем, терзался он и всю дорогу сюда от самого Печерска — идти или не идти?

По правде говоря, страдал Флегонт от желания зайти к Лие Штерн и от недостатка решимости осуществить это желание — уже целый месяц, с тех самых пор, как получил приглашение на Днепровской круче после драки с монархистами на Крещатике. Потому что тогда же, едва увидев Лию, Флегонт в нее без памяти влюбился.

И любовь эта была трагической. Не светлые чувства вызвала она к жизни, а черную измену: ведь до того Флегонт был тайно влюблен в курсистку Марину Драгомирецкую.

Итак, он пришел, и в первую минуту получилось совсем неудобно, потому что девушка его cpaзy даже не узнала.

Впрочем, почти не узнал ее в первую минуту и Флегонт. В первый раз он видал Лию в клетчатой красной кофточке мужского покроя, а сейчас она была в кимоно из сарпинки — красные розы по розовому полю, — и на носу у нее сидело огромное пенсне.

— Простите? — произнесла девушка в пенсне, удивленно подняв брови навстречу неизвестному посетителю. — Вы к кому?

— Прошу извинить!! — растерялся Флегонт. — Если припомните…

— A! — Лия сняла пенсне и весело рассмеялась.

Без пенсне ее лицо, пожалуй, слегка напоминало тот образ неистовой революционерки, который запечатлелся у Флегонта в сердце. Только теперь — выражение лица, жесты были мягче и совсем не революционны…

— Заходите! Очень хорошо вас помню! Где же ваши товарищи? За дверьми? Зовите их сюда! Нет, погодите, я сейчас сама.

— Прошу извинить, — встал в дверях Флегонт. — Понимаете…

— Вы один? Тогда садитесь. Давайте познакомимся по–настоящему. Лия Штерн. Учусь в консерватории. Работаю в аптеке напротив, но собираюсь поступить на естественный факультет — хочу стать физиологом. Родилась в Чернобыле, Киевской губернии, отец — кожевник, возится с кожами, руки до локтей желтые, у него шестеро на шее, я — старшая. А вы?

Флегонт взял протянутую руку — рука была узкая и тонкая, разве такие бывают у революционеров? — пожал ее и поскорей отпустил. Девушка в кимоно и в самом деле ничем не походила на ту ярую революционерку в красной растерзанной кофточке. И непонятно было — которая же лучше?

— Садитесь здесь, — показала Лия на матрац, — больше сидеть негде. Очень мило, что вы все–таки ко мне зашли!

Она говорила непринужденно и не дожидаясь ответов, что было весьма кстати, так как Флегонт еще не пришел в себя.

Лия вдруг снова залилась смехом.

— Мамочка, что они тогда с вами сделали! — Смеясь, она повалилась на матрац. — А ну покажите–ка, зажило уже?

Она взяла голову Флегонта обеими руками и наклонила к себе. Шишка давным–давно сошла, и это было досадно, потому что девушка тут же и отняла руки.

— Так кто же вы такой? Ведь вы еще не отрекомендовались?

Флегонт только раскрыл рот, чтобы ответить, но Лия снова заговорила сама:

— А почему не пришли ваши товарищи? Как их зовут? Кто они? По одежде видно, что из рабочего класса!

Это — «из рабочего класса» — она произнесла как–то особенно. Было в ее тоне и признание значительности самого факта принадлежности к рабочему классу и словно зависть к такому привилегированному положению. И искреннее сожаление, что столь выдающиеся личности не пришли.

— Они… — начал было Флегонт, не придумав еще, что сказать, но Лия и на этот раз его выручила:

— А вы, значит, гимназист? Какой гимназии? В каком классе? Кто ваши родители?

Девушка не ожидала ответов, и Флегонт успел оправиться. Лия указала ему на комнату:

— Вот так я и живу. Правда, здорово? Видите, сколько у меня нот? Я как раз собиралась работать, когда вы пришли…

Она на минутку умолкла, углубившись в нотный лист. Флегонт указал на портрет лысого с голандской бородой.

— Это ваш отец?

— Это? — девушка засмеялась. — Это — отец всей современной анатомии! Пирогов! Знаменитый естествоиспытатель и анатом–хирург! Герой Севастопольской обороны восемьсот пятьдесят шестого года. Он ввел антисептику при хирургических операциях! Я тоже решила стать анатомом… А это — Бетховен! Вот его произведения. Вы любите «Патетическую сонату»?

Конечно, Флегонт снова не успел ответить. Он только запомнил вопрос, чтоб потом выяснить, что это такое — «Патетическая соната»?

— А это — Карл Маркс. Его вы, разумеется, знаете. Уже второй портрет Маркса на том же месте. Первый был побольше — видите — обои не успели выгореть по краям? Его сорвали жандармы во время обыска и приобщили к «делу студентки консерватории Штерн Лии Моисеевны» как доказательство ее неблагонадежности — для лишения права жительства вне черты оседлости. — Она засмеялась. — Но ничего не успели — ни арестовать, ни выселить: это случилось двадцать седьмого февраля, а двадцать восьмого было прекращено «дело» самого Николашки… Ах да, — Лия остановилась перед Флегонтом. — Все ж таки, кто вы, такой? Ну, ну, молчу! Говорите! И наденьте абажур. Ладно? Я его всегда снимаю, когда разбираю ноты.