Петлюра тоже встал. Не потому, что для него — генерального секретаря по военным делам автономной Украины — военный министр всероссийского правительства был лицом начальствующим: автономия не была принята, и Керенский его полномочий вообще пока не признал; а тому же оба военных министра не имели никаких воинских чинов, будучи заурядными «земгусарами». Петлюра встал, зная, что стоя выглядит импозантнее и что таким образом ему легче сохранять престиж.
Петлюра сунул большой палец правой руки за борт френча и с апломбом ответил:
— Господи министр! Украинское войско должно стоять на подступах к украинской столице. В настоящий момент первая его задача — охранять страну от орды бегущих с фронта разгромленных армий.
Это был вызов.
Керенский тоже сунул руку за борт френча.
Они стояли друг против друга — оба сухопарые, оба слегка сутулые, оба совершенно одинаково одетые, точно пара близнецов у небогатых родителей: желтые краги, широченные бриджи, белые воротнички и красные галстуки. Только один — Керенский — был рыжеват и стрижен ежиком, второй — Петлюра — рус и причесан на пробор. Но поза обоих — правая рука за бортом френча, голова гордо откинута назад — как бы стирала это небольшое различие во внешности. Сейчас они были похожи как две капли воды.
— Вы проповедуете раскол перед лицом государственной опасности! — прошипел Керенский. — Это преступление против свободы и революции!
— Это — гарантия существования Центральной рады, то есть я хотел сказать: защита интересов нации! — прошипел и Петлюра.
— Господа! — прервал их стонущий голос Грушевского. — Я заклинаю вас! Трое суток мы пререкаемся, ни спим, не пьем, не едим! Нам надо наконец договорится! Ведь возможен же компромисс…
Хозяин, Терещенко, поправил пенсне, провел ладонью по чисто выбритым щекам, и Грушевский так и кинулся к нему в надежде услышать слова, которые разрядят напряженную атмосферу. Но элегантный хозяин только бросил лакею:
— Содовую, лед, лимоны, коньяк!
Украинскому сахарному магнату Терещенко весь этот конфликт между Временным правительством и Центральной радой был просто непонятен. Он считал — и так оно, собственно, и было, — что у Временного правительства и у Центральной рады интересы абсолютно одни: надо создать республику —такую, как, скажем, во Франции или, на худой конец, в Соединенных Штатах Америки. Где еще, как не во Франции или Соединенных Штатах Америки, такой простор для инициативы и такие возможности для триумфального шествия капитала?.. Что же касается личных интересов господина Терещенко, то все они сосредоточивались на родной Украине, в украинской промышленности: кто же, как не он — элита украинский буржуазии? Он искренне считал, что свою «Историю Украины» профессор Грушевский написал если не о нем самом и его роде, то для него и для его рода. Поэтому к Грушевскому он всегда относился с глубоким уважением. И все эти свары между Центральной радой и Временным правительством были ему неприятны, как всегда неприятны нелады в семье и раздоры среди родных.
А вообще Терещенко пребывал сейчас в отличном настроении. За три дня, прошедшие в непрерывных и пока безрезультатных переговорах, он — один из всех — успел–таки обстряпать важное дельце. Он созвал киевских финансистов и промышленников и, пользуясь своим непререкаемым авторитетом не столько министра, сколько самого богатого человека на Украине, добился решения: на требования повысить заработную плату, на введение явочным порядком восьмичасового рабочего дня, на попытки осуществить рабочий контроль над предприятиями — отмечать локаутом!.. Локаут объявили уже Демиевский рафинадный завод, заводы Орловского, Лева и Черноярова, обмундировочные мастерские Шульмана. За ними пойдут и другие — покрупнее…
Вместо Терещенко заговорил Церетели:
— Товарищ Винниченко, как коллега по партии обращаюсь к вам…
Винниченко пожал плечами:
— Петлюра тоже социал–демократ…
— Но ведь вы, господин Винниченко, — чуть не крикнул Керенский, — глава правительства, премьер–министр.
Винниченко встал и картинно поклонился:
— Благодарю. Эта мы услышали впервые. Итак, правительство наше признано и автономия Украины принята?
Сказав это, Винниченко с достоинством сел. Он был доволен собой. Пожалуй, не так уж плохо начинал он карьеру главы правительства, то есть первого дипломата.
2
Впрочем, дипломатическая карьера Винниченко началась несколько раньше и тоже, как он считал, неплохо.
Дипломатическая миссия, с которой посылал его Грушевский к Временному правительству, потерпели неудачу: Керенский сказал «нет!» — и автономию Украины пришлось провозгласить самочинно. Тогда на следующий день после обнародования «универсала» Винниченко, будучи уже главою правительства, отправил новую дипломатическую миссию, но не к Временному правительству, а к… мистеру Рутту, главе дипломатической миссии Соединенных Штатов Америки в Петрограде.