Мир Книги джунглей

На другой день Фатех распорядился отвезти туда большой жестяной ящик, смахивающий на гроб франкенштейнова Чудовища. Когда мы прибыли на место, все было готово, продолговатый ящик лежал всего в полутора десятках метров от туши буйвола. В передней стенке его помещалось забранное решеткой окошко — из него фотографы, увековечивающие тигров Сариски, высовывали свои объективы. Моя кинокамера, естественно, в ящике не поместилась, и я установил ее снаружи, оставив дверь убежища открытой. После чего мы с Пиа забрались внутрь. Тихо, как мышки, мы лежали в своих спальных мешках. Рождество мы встретили, подстерегая тигров в Рантхамбхоре, теперь наступил новогодний вечер. Я никогда не ощущал особого влечения к рождественским традициям, мне странно видеть, как люди превратили столь важный некогда древний языческий ритуал жертвоприношения богам в середине зимы, с неизбежным убоем скота и необходимой для выживания обильной трапезой, в слащавый праздник лавочников, пусть даже спасительный для многих дельцов… Ни Пиа, ни я не испытывали ровно никакой тоски по рождественской суматохе (да и кому она по душе?!), и наш способ встречи Нового года вполне устраивал обоих. До чего романтично: мы двое, тигр и гроб Чудовища.

В сумерках один кабан едва не ворвался в наше убежище, открытая дверь которого смахивала на входное отверстие верши. В последнюю секунду зверь фыркнул, повернулся кругом и ускакал, выражая громким хрюканьем недовольство судьбой, подстраивающей ему неожиданные каверзы.

Дождались мы и тигра, но он удалился, тихо ворча. Должно быть, насмотрелся на фотографов в железной рамке.

Пиа вскоре уснула, а я лежал и вслушивался в звуки, доносившиеся до меня с окружающей луговины. Переливчатые хоры воющих шакалов, редкие крики павлинов, которых здесь больше, чем где-либо еще в Индии…

И мне вспоминались прошлые новогодние вечера.

Лет 20–25 назад каждый новогодний вечер означал желанное пополнение финансов, которые у меня, как и у всякого эстрадного артиста, между летними гастролями в народных парках заметно скудели. Я мчался из одного зала в другой по Стокгольму на такси, от Дома концертов до очередного большого кинотеатра, где происходило ночное бдение по случаю Нового года. Головоломная система, в которой на счету была каждая минута, позволяла нам, артистам, выступать по нескольку раз за вечер. Отработав десятиминутный эквилибристический номер, я, весь в поту, выскакивал на декабрьский мороз и мчался на ожидавшей меня машине к следующему объекту. Как невообразимо давно это было — и как отчетливо сохранилось в памяти…

Потом новогодние вечера приняли форму, которая теперь мне представляется еще более чуждой. Чинное торжество в домашнем кругу, смокинг, шампанское в хрустальных бокалах — все это претило мне в такой же мере, как сам навязанный тогда мне жизненный уклад. И как раз в новогодний вечер всего четыре года назад я сбросил эту смирительную рубашку! «Пусть знают взрослые и дети — свобода лучший дар на свете.»

А сейчас я в засидке, Пиа мирно посапывает во сне, и меня согревает волна теплого чувства. Какой чудесный подарок для отшельника — на рождество, на Новый год, в будние дни — обрести такого товарища. Как и я, она любопытна жаждет познать природу и мир. И так печется обо мне. Явно беспокоится за меня и предпочитает быть рядом во всех рискованных ситуациях. Это трогательно и очень радостно.

С приближением мая жара и засуха в Раджастхане достигают предела — свыше 45 в тени. Мы рассчитывали поснимать тигриное семейство в Рантхамбхоре, тем более, что Фатех, не терял надежды вернуться в любимые края. Однако он задержался в Сариске, а потому в апреле мы снова отправились туда. Более сведущего проводника нельзя было пожелать себе. И как уже говорилось, Фатех не жалеет сил ради дела. Каждый день, как бы ни была насыщена его собственная программа, у нашей закрытой (от зноя) двери звучала имитация диснеевского утенка, и мы приветствовали нашего друга: на голове ковбойская шляпа, весь обвешан, будто револьверами, торчащими в разные стороны фотоаппаратами. Немного погодя джип увозил нас в раскаленные дебри Сариски.

Кто сам не испытал зноя индийского котлована, тот просто не способен представить себе совокупного действия теплового излучения накалившейся за день земли и бомбардировки солнечными лучами. Тяжелее всего к двум часам дня. Потом жара идет на убыль, достигая 37 (температура человеческого тела) лишь около 9—10 вечера!

Снять тигров оказалось непросто и в Сариске. Правда, мы вышли на следы тигрицы с детенышами, однако тигрята были еще такие маленькие, что мать не решалась водить их с собой к месту охоты, вернее, убоя, хорошо сознавая, что у ее «добычи» вскоре может появиться автобус с любопытными туристами.