Ну а меня, во-первых, никто не спрашивал, во-вторых, мне было интересно, а в третьих, мне приходилось работать и за себя, и за падре, который очень медленно выздоравливал и не мог пока даже передвигаться нормально, не то, что работать. Единственное, на что он был способен, это разжечь костёр к моему приходу.
Поначалу меня отправляли носить воду, собирать фрукты, таскать парусину и даже пытались учить шить паруса. Но после того, как «La Gallardena» стала на кренгование, у пиратов явно прибавилось работы, и работа эта была тяжёлая.
Пресловутый Жан, пылая от ненависти, первым сообразил, как проучить болтливого испанского подростка и предложил вместо себя отправить меня на помощь в кренговании. Конечно, никто не был против, и на следующий день, после начала очистки днища корабля, я приступил к своим обязанностям.
Сначала мне дали деревянный скребок, сделанный из куска доски, но, видя мои мучения, и то, что толку от этого мало, наградили небольшим ножом со стёртым до половины лезвием. Желая показать своё рвение, я работал весь день и весь вечер, приходя только поесть к падре, который постепенно поправлялся и даже стал неплохим кашеваром, не только для нас двоих, а ещё и для нескольких пиратов, не особенно ненавидящих испанцев.
В один из дней мой ножик сломался пополам, и мне выдали новый, а старый я прилюдно выбросил в море, но на мелком месте, а потом нырял несколько раз, чтобы найти его обломки, которые надежно спрятал на берегу. Новый нож был широкий и длинный, сделанный из куска абордажной сабли, которая переломилась пополам в одном из боёв. Её заточили по-новому, приделали рукоять и приспособили под нож.
Им отлично чистилось днище корабля. Толстое и острое железо безжалостно сдирало колонии морских ракушек, гнёзда креветок, прижившихся там же, и превращало в зелёную слизь многочисленные морские водоросли. В этом деле я так поднаторел, что даже заслужил похвалу пиратов.
Их похвала мне нужна была, как собаке пятая нога. Но в этом деле нужно понимание. Помимо скупой похвалы, пираты стали выделять мне достаточно большую порцию мяса, которое сам добывать я не мог. Постоянный труд и приличная пища за три недели нашего пребывания на острове превратили мои слабые мышцы, давно утратившие жир, в тугие мускулы, тонким упругим слоем покрывавшие кости.
В чём-то я действительно стал походить на филина. Этим прозвищем меня наградил Гасконец, когда узнал, что я вывел из себя Жана, из-за чего он чуть меня не убил и оторвался потом на падре. Теперь иначе, чем Ибуа, извиняюсь за ассоциации, меня не называли. По-испански это звучало гораздо приличнее — Буо, по-английски — Иглао.
Однообразные дни сменяли друг друга. Кренгование продолжалось, как продолжался и мелкий ремонт. Продуктовые отряды пиратов уходили далеко вглубь острова, где охотились на диких домашних животных. С собой они приносили груды завяленного и закопчённого мяса. Недаром французы считались лучшими охотниками и даже получили собственное название — буканьеры.
Они были отличными стрелками, обладая зачатками магии точности и умения обращения с огнестрельным оружием, в этом была их «фишка». Англичане стреляли чуть хуже, а испанцы — намного хуже, по неизвестным мне причинам. Так и проходили эти дни, пока не случилось то, что случилось.
Глава 10 Нападение
Я, как обычно, методично соскребал днище корабля, который уже успели переставить на правый борт. Работая, я обдумывал про себя очередные планы мести и очень удивился звуку, который внезапно послышался из-за корабля. Больше всего этот звук напоминал мне грохот выстрела из пушки, и я не знал, что и думать.
На берегу началась тревога и все пираты, как один, стали готовиться к бою. Как это было ни странно, но отличные мореходы и отчаянные рубаки, они не предавались ложному чувству защищённости и даже не пытались расслабляться, постоянно ожидая нападения с моря.
С корабля давно были сняты все десять пушек, которые украсили собою наскоро сооружённые из песка форты. То есть, это, конечно же, не были крепости или что-либо подобное. Это были насыпные площадки, на которых устраивались станки и лафеты пушек, смотрящих своими жерлами в сторону открытого океана. Пять пушек находилось справа от корабля на берегу бухты, а пять — на её противоположной стороне. И возле них было устроено круглосуточное дежурство. Там же находился и канонир. Меня туда не пускали.
Соскочив с кривой деревянной лестницы, я помчался, шлёпая по воде, в сторону берега, спеша увидеть, что происходит и кто на нас напал, если это было, конечно, нападение. Вода доходила мне до колена и мешала быстро бежать, но любопытство было намного сильнее сопротивления воды.
Как только я смог обойти лежащий на боку шлюп, я сразу увидел то, что происходило всё это время. А происходило там следующее.