Мир колонизаторов и магии

— Не знаю, она показала мне несколько фехтовальных стоек, вручила дагу и стала фехтовать. Я оборонялся, как мог, но… Мерси стало это нравиться, она начала меня каждый раз колоть, нанося разные порезы, а потом, потом превратилась в львицу, жаждущую крови, и стала наслаждаться своей силой, ловкостью и превосходством надо мной. Этого я допустить не мог, но и сделать тоже ничего не получалось. Вот я и схватил её за шпагу, чтобы потом схватить её.

— Ну, а дальше, что было бы, если бы ты её схватил?

— Я отобрал бы у неё шпагу и показал, что она натворила.

— Ясно, мы компенсируем тебе твоё ранение. А эта девчонка сама будет тебя лечить. Нам осталась неделя плавания до Гаваны, где мы тебя и оставим. За неделю твои раны заживут. А моя жена, Мария, поможет тебе их заживить до конца. Она знает простейшие навыки целителей.

— Да, ты можешь питаться вместе с матросами, я уже распорядился на этот счёт. Я разрешаю ходить тебе по кораблю, кроме пушечной палубы и трюма с грузом. К тебе я приставил помощника контрамаестре (боцмана). Зовут его Мигель, он будет следить за тобой и за моей дочерью, чтобы вы не натворили глупостей. Ты согласен?

— Конечно, уважаемый дон.

— Ну, вот и хорошо. А сейчас, можешь идти. Мигель! Мигель!

В ответ на громкий оклик, дверь в капитанскую каюту распахнулась, и в комнату вошёл коренастый, небольшого роста испанец, с широкими, как лопаты, мозолистыми руками.

— Забирай своего подопечного, накорми его, покажи койку и проведи экскурсию по галеону, но это позже. Сначала накорми и, пока он ест, сходи к моей младшей дочери и предупреди её, что мальчишка очнулся.

Кивнув головой, прибывший Мигель помог мне подняться на ноги и увёл на камбуз. Услышав о еде, мой желудок требовательно заурчал, требуя подкрепления. Много есть не следовало, от голодного существования на острове я ещё не успел оправиться. Да меня никто и не собирался кормить деликатесами, да ещё и в огромном количестве.

Проследовав за Мигелем на камбуз, я получил чашку маисовой каши и стакан сухого красного вина, щедро налитого коком. А сам он оставил меня и удалился, видимо за Мерси.

***

Мерседес стояла перед матерью в её каюте и держала в руках глиняную баночку с ранозаживляющей мазью, выданной ей разозлённой Марией де Сильва.

— Подходишь к нему, он сейчас на камбузе…

— Жрёт! — выпалила девочка, перебивая мать.

— Ест, или употребляет пищу, как тебе угодно слышать, Мерседес. Подходишь к нему, обращаешься — идальго! И больше никак, поняла?

— Поняла!

— Вот, — удовлетворённо кивнула мать, тряхнув роскошными волосами, — и говоришь: — Я пришла по поручению своей матери, принесла мазь, ей надо мазать каждый день два раза руку и другие порезы, утром и на ночь. Запомнила?

— Да, — согласно кивнула Мерседес.

— Замечательно! Передашь ему мазь и сразу назад! Ничего не спрашивать, на вопросы не отвечать, хвостом своим конским не вертеть. Ясно?

— Каким хвостом? — в удивлении распахнув свои красивые глаза и немного склонив голову набок, спросила та.

— Тем хвостом, что торчит у тебя на голове! Нельзя заплести волосы в нормальную красивую косу, несносная девчонка? Он должен увидеть молодую донью, а не безмозглую бандитку, исколовшую его всего! Наследница рода, виконтесса! Святая дева Мария, за что мне это всё! Я так ждала сына, а родилась опять девчонка, да ещё шкодливая, как кошка, и бестолковая, как все мальчишки. Вы услышали мою молитву, но исказили её смысл. О… Иди уже, постарайся не ввязаться с ним в очередную потасовку.

Мерседес согласно кивнула головой и, мотнув головой так, что непослушный пучок кудрявых волос махнул её по спине, вышла.

— И оденься поприличнее, а не в свои шаровары, — долетел до неё крик матери прежде, чем дверь в её каюту закрылась.

— Вот ещё, обойдётся.

Зайдя в общую с Долорес каюту, Мерседес сразу направилась к большому зеркалу, установленному возле одной из стен каюты. Придирчиво осмотрев себя, она удовлетворенно вздохнула, убедившись в своей неотразимости. Еле заметная грудь сейчас была скрыта шёлковой рубашкой, поверх которой был надет женский тонкий жакет. Уже упомянутые шаровары, скроенные на восточный манер, скрывали её худые ноги и пока ещё узкие бёдра, и в то же время не мешали ей ходить, как мешало бы длинное платье в пол.

Не то, чтобы Мерседес не любила красивые платья, скорее наоборот, она их очень любила. Но на корабле они скорее мешали, чем дарили счастье при их носке. Да и будучи ещё ребёнком, только вступавшим на дорогу взрослой жизни, она не хотела лишать себя радости лазать по вантам и плевать в море, перевесившись через фальшборт, когда этого никто не видел.

Осмотрев себя в зеркало, она решила последовать совету матери и заплести свои длинные волосы в тугую толстую косу, чтобы потом обвязать её вокруг головы, делая примитивную причёску, а-ля Леся Украинка.