Мир, которого не стало

Сразу после моего прибытия в город ко мне пришел мой друг Цви (Гершель, или Гриша) Рахлин, «вечный экстерн», «репетитор для подготовки ко всем экзаменам» в городе и… сионистский лидер. Он пришел поговорить, а разговор был для того, чтобы прощупать почву. Он слышал, что я пламенный «националист», но вращаюсь в кругах, близких к Бунду. Так ему ясно сказал опытный бундовец, студент-медик, сын шойхета р. Маше, который был летом в городе. Я объяснил ему его ошибку, а также то, откуда она возникла: вероятно, Миркин из Бобруйска, который давал мне бундовскую литературу, не думал, что я смогу долгое время противостоять бундовской агитации, и видел в моей живой заинтересованности рабочим еврейским движением признаки согласия с ним, а мои сионистские взгляды, которые были ему хорошо известны, он рассматривал как некоторое отклонение в сторону национализма, которое было свойственно Бунду в те дни. Мы договорились, что я встречусь еще раз с Рахлиным и другими двумя-тремя друзьями и изложу им свои предложения по организации сионистской работы в городе. И действительно, через несколько дней состоялся этот разговор. Я изложил им свои взгляды и высказал соображения в отношении нашей сионистской деятельности: с какими слоями населения нам следует работать и в чем должна заключаться наша работа. Во-первых, не следует нам, молодым, ограничивать нашу деятельность средой «домовладельцев» и «солидных горожан». Если они хорошие сионисты, то будут действовать сами, найдут применение своим силам и способностям в организации, проявят свою преданность делу. Стало быть, нам надо задействовать только два слоя еврейского населения: учащуюся молодежь и народные массы, причем работу в народе следует вести также в основном среди молодежи. Во-вторых, мы должны вести разъяснительную работу и быть «ловцами душ»: среди народа и среди учащейся молодежи наша сионистская деятельность должна сопровождаться просветительской работой и примерным образом жизни (соблюдением заповедей сионизма в максимальной мере, в том числе и в частной жизни). И в-третьих, в настоящее время следует уделять особое внимание самообразованию активистов сионистского движения. В обязательном порядке нам, активистам, следует прояснять для самих себя свою позицию по важнейшим вопросам, по «плану Уганды» в частности, и собирать вокруг своей позиции сионистскую общественность. Я объяснил друзьям, что отрицательно отношусь к проблеме Уганды, поскольку вижу большую опасность в стирании территориально-государственных основ сионизма ради его духовных основ. Я предложил для осуществления нашей программы создать «ячейку активистов» и стараться потихоньку расширять ее. Раз в неделю в определенный час будем собираться ячейкой для обсуждения текущих проблем. На этих собраниях мы будем читать также послания главы местного сионистского комитета и после тщательного обсуждения составлять на них ответы. На первом собрании активистов было решено, что каждый из членов организации – за исключением меня, так как у меня практически не было знакомых в городе кроме старых друзей – должен организовать небольшую сионистскую ячейку, руководить ею и вести в ней сионистскую работу. Также решено было организовать ячейку для обсуждения «текущих вопросов и сионистских ответов на них» среди еврейских учениц женской гимназии, и я должен был вести эту ячейку. В ней же будут участвовать в качестве членов ячейки и слушателей Яаков Чернобыльский и Моше Хазанов, и они будут ответственными за организационные вопросы. Яаков Чернобыльский, очень красивый парень: черные горящие глаза, короткие усики и прическа а-ля Горький, пламенный оратор и «подающий надежды» литератор (его рассказы были напечатаны в нескольких русских газетах), – был по профессии рисовальщик плакатов, а по велению души – художник, человек текущего момента, весь как ртуть: вспыхивающий и гаснущий, с некоторой склонностью к авантюризму, из-за которой он как-то даже попал в тюрьму. У Яакова было отчасти «сионистское прошлое»: он какое-то время в Одессе был приближен к Коле Теферу в его сионистский период. Яаков часто рассказывал о нем и искусно описывал разгон сионистского собрания, на котором ораторствовал Тефер, – и как разбегающихся с собрания казаки били нагайками. Его другом и оруженосцем был Моше Хазанов, который учился экстерном и помогал отцу в делах, деятельный юноша, трезвый, не лишенный чувства юмора, несколько низкопробного впрочем и не всегда бывшего мне по вкусу. Мы решили также основать молодежную библиотеку. Мои товарищи обязались найти квартиру и книги, я пообещал, что буду помогать им в выборе книг для чтения и буду сидеть в библиотеке три раза в неделю.