Мир, которого не стало

На столе передо мной лежала Септуагинта{672} в издании Тишендорфа, вторая часть. Я посмотрел в примечания и заметил, что Тишендорф приводит там версию tes Ioudaias. Я обратил на это внимание лектора. Он пристально посмотрел на меня и спросил: «Ну и что нам это дает? Разве Иудейская пустыня намного ближе к месту боя?» Я отвечаю: «Здесь имеются в виду не просто поля, а равнина, низменность. Вторая версия правильна, и местность, которая тут подразумевается, это Йехуд (Иисус Навин 19, 45), расположенный недалеко от равнины Лода. Он пишет, что гнал врагов в северо-западном (Гезер), северном (Йехуд), южном (Ашдод) и юго-западном (Явне) направлении. Вообще это описание охватывает города равнины (Гезер – Йехуд) и города филистимлян (Ашдод – Явне), а смысл его в том, что сирийцев рассеяли по всем четырем частям света: на запад, на север и на юг (Йехуда Маккавей и его люди находились на востоке).

Моя неуклюжая немецкая речь продвигается с большим трудом, и я шепчу соседу: «Все евреи должны знать немецкий?» – а тот, улыбаясь, шепчет в ответ: «Все хорошо, все хорошо…» Тойблер задумывается о чем-то, а потом смотрит на меня и говорит: «Интересно, очень интересно. Ведь именно это я и написал у себя в тетради и хотел постепенно подвести вас к этому, но молодой человек спешит прямо к цели».

После лекции Тойблер, выйдя из аудитории, подозвал меня к себе и, когда мы вместе спускались по лестнице, сказал: «Для меня очень важно, чтобы вы продолжали учить историю». Он собирался также поговорить об этом с доктором Баннетом, тогдашним главой учительского совета.

В воскресенье я пошел на встречу с профессором Баннетом. Тойблер еще не успел с ним переговорить, но тем не менее он встретил меня гостеприимно и дружелюбно.

Он спросил, не собираюсь ли я стать раввином. «Боже упаси!» – «Но почему?» – «Я во всех смыслах очень далек от этого». – «Ах, вот как! Молодой человек у нас, конечно, сионист?» – «Нет, у меня на этот счет есть своя точка зрения, не очень-то принятая в этом движении». – «Так. А в таком случае, почему, собственно, вы решили учиться тут, у нас?» – «Но ведь это Высшая школа мудрости Израиля, то бишь Торы, а ей я привык руководствоваться». – «А как вы собираетесь зарабатывать на пропитание? Мы же не сможем вам помогать!» Тогда я рассказал ему о том, что мне обещал Бялик и какой между нами был договор. Но это не произвело на него никакого впечатления. Он лишь улыбнулся…

Кажется, в понедельник у нас был семинар по истории, который вел профессор Эльбоген. Мы разбирали опубликованные Грецем в «Ежемесячнике еврейской истории и науки»{673} (в 1875 г.) материалы по Пепперкорну и запрету на еврейские книги во Франкфурте. В процессе обсуждения Эльбоген остановился на сюжете «Осквернения гостии» в Берлине (1517 г.) и заметил, что хоть Цунц и назвал имена мучеников, но, как обычно, забыл привести источник… Тогда я возразил, что источник известен: мне представляется, что в берлинской общине, в Старой синагоге, действует обычай герцогства Бранденбургского, по которому при поминовении душ умерших полагается называть имена этих мучеников: отсюда наверняка они известны и Цунцу. Эльбоген не без иронии осведомился у меня, в самом ли деле в Херсоне так широко известны обычаи берлинской Старой синагоги. «Разумеется, нет, – ответил я, – но в биографии рава Йосефа из Россхейма, которую опубликовал Шефер, эти имена названы в одном из примечаний, и, кажется, все это напечатано в томе первом „Бюллетеня по истории евреев Германии“ Людвига Гейгера{674}». Эльбоген попросил принести ему книгу. Книги были доставлены, и Эльбоген убедился в моей правоте. Он сказал даже, что заметно, что у меня хорошая память и что я обращаю большое внимание на источники.

Это происшествие еще усилило общее хорошее мнение обо мне, возникшее благодаря стараниям Тойблера. Но от всех «хороших мнений» не было мне никакой прибыли. Правда, на Хануку я получил 30 марок, но, кажется, эти деньги получали из специально для этого предназначенного фонда все студенты. В этом и заключалась вся помощь. Впрочем, мне помнится, что небольшой «заработок» у меня все-таки был: я переписывал кое-какие статьи своим красивым, по мнению Натана Гурвица, почерком. Мой приятель Давид Вайсман (сейчас он адвокат в Тель-Авиве) дал мне переписать статью, которую собирался послать в иерусалимскую газету «Ахдут»{675}, и заплатил мне три марки – сумму значительную как для меня, так и для него.