Мир, которого не стало

Встреча была назначена на пять часов вечера. Меня попросили никому о ней не рассказывать. Короленко жил довольно далеко от меня, возле городского сада, в двухэтажном доме. Писатель сидел на заднем дворе под деревом. Он протянул мне руку, поблагодарил меня за то, что я ответил на его приглашение, ввел в красивую комнату и усадил возле открытого во двор окна, а сам сел рядом. Он пригласил меня, потому что хотел поговорить об этой истории с недавними экзаменами в гимназии и провале экстернов. Он уже собрал кое-какие сведения, приглашал к себе отдельных людей и беседовал с некоторыми из сдававших экзамены. И вот что он хотел спросить меня: как экстерны готовятся к экзаменам, какая у них подготовка и условия учебы. Я рассказал ему все, что знал, а в конце сказал: «Может, будет лучше, если я расскажу о том, как я занимался в течение последних двух с половиной лет, которые я посвятил подготовке к экзаменам?» Короленко слегка улыбнулся, его загадочно сияющие глаза на мгновение блеснули, и он сказал: «Я не хотел вас обременить. Само собой разумеется, что послушать об этом было бы для меня наиболее интересно и, я очень надеюсь, изрядно бы прояснило для меня картину». Я кратко рассказал ему о своих занятиях, о том, какими знаниями по различным предметам я обладал в день приезда в Полтаву, и методах, которые я использовал для улучшения своих знаний, о товарищах, которые мне помогали, а также о своем особенном интересе к изучению русской литературы и истории. Я объяснил, что эти два предмета интересуют меня в связи с еврейством. Русская литература и ее идеалы очень повлияли на еврейскую литературу и общественные движения русского еврейства. А в русской истории для меня есть дополнительный интерес: она может служить, с нескольких точек зрения, введением в общую историю. С каких точек зрения? Прежде всего с точки зрения места идеологии в организации разных слоев общества. Мои слова о русской истории и литературе придали разговору совершенно другое направление. Короленко спросил меня, есть ли у меня программа каких-то исследований и публиковал ли я уже что-то в этой области. Я сказал, что до настоящего времени был занят только подготовкой к экзаменам, чтобы поступить в университет, и поэтому отложил всю систематическую работу. Я хотел бы заняться двумя проблемами: историей еврейской интеллигенции с конца XVIII века до наших дней и попыткой описать идеологический портрет одного из последних поколений (конца XVIII или конца XIX века). «Эти темы, – сказал Короленко, – относятся к области еврейской истории и не связаны органически с русской литературой или историей». – «Конечно, но я и не думаю писать о них на русском языке. Я планирую писать на иврите или на идише – для еврейского читателя». – «Даже для еврейского читателя можно писать по-русски». – «Только в России – а в работе будет смысл, если она будет иметь органичную связь с языком». – «Это правильно». И Короленко рассказал мне о еврейских писателях (он назвал их по именам), которые посылали ему рассказы, а он уклонялся от их публикации, хотя они были написаны талантливо. «С точки зрения мотивов и тем они были слишком подвержены влиянию русской литературы, а с точки зрения формы, выразительных методов и литературного стиля они были слишком еврейско-библейские. С нашей точки зрения они интересны только как факт истории литературы, в то время как с еврейской литературой они связаны органически и являются ее неотъемлемой частью. И то, что с нашей точки зрения недостаток, является большим преимуществом для литературы еврейской».

Я ушел от Короленко около семи. Незадолго до моего ухода Короленко вернулся к теме экзаменов в полтавской гимназии и расспросил меня о некоторых подробностях, уверив меня, что если он решит писать об этом, он не станет вдаваться в детали, упоминать имена и даже намекать на них, а лишь прояснит общественную значимость произошедшего. Он поблагодарил меня за то, что я ответил на его приглашение, и за сведения, которые он от меня получил. Я получил приглашение приходить к нему, когда я захочу, – следует лишь предупредить заранее. Он спросил мой адрес и проводил до ворот. Через несколько недель в московской либеральной газете «Русские ведомости»{592} появилась большая статья Короленко, посвященная истории с экзаменами в Полтаве и директору гимназии Клуге.