Мир, которого не стало

Не исключено, что их ко мне отношение отчасти способствовало возникновению распространившихся среди учащихся «слухов» о том, что у меня крайне «левые» взгляды. Большинство учеников были, по-моему, далеки от этого. Помню, как одного из студентов (Ойгена Гартнера) возмутили результаты выборов в рейхстаг (1912 года), которые привели к значительному укреплению позиции «социалистов» (фракция социал-демократов), ставших наиболее влиятельной партией в рейхстаге. Те немногие, с кем я близко общался, также имели «левые» убеждения. Помню, что как-то раз я пришел к д-ру Баннету (он был в трауре, и я пришел осуществить заповедь об «утешении скорбящих»). Д-р Баннет много расспрашивал меня о социалистическом революционном движении в России. А под конец рассказал мне, что он никогда ранее не голосовал за буржуазную партию, но немецкая социал-демократия его вконец разочаровала. Он уверен, что в Германии никогда не будет настоящей революции. Здесь нет людей, способных возглавить оппозицию и начать осуществлять изменения, единственный способ что-то изменить – это «смена государственного строя», которая навсегда лишит всех привычного «комфорта». И даже если это назовут «революцией», суть вещей от этого не изменится. Меня удивили слова о «медлительности» молодого поколения, а также революционный настрой и острая социальная критика д-ра Баннета, ортодоксального консервативного раввина, оставившего общину и перебравшегося в Берлин из-за того, что в его синагоге решили установить орган… Эта беседа положила начало разговорам о России и еврейском вопросе в России, мы говорили об этом с д-ром Баннетом два или три раза. Тойблер тоже был невысокого мнения о немецкой социал-демократии. Он описывал социал-демократов как людей, лишенных фантазии, слабохарактерных, близоруких и недалеких. Их руководители – маленькие буржуа, похожие на профсоюзных лидеров; они погрязли в мелочах, у них отсутствует размах государственного масштаба. «Даже когда они придут к власти, у них не хватит силы справиться с этой властью – они будут опасаться хоть на шаг отступить от общепринятых норм и правил». Я не стал спорить; лишь сказал Тойблеру, что есть еще более глубокий изъян в немецком воспитании – оно задерживает развитие самостоятельности у учеников; это еще более заметно и ярко выражено в других слоях общества, не обязательно только среди рабочих. Я привел в качестве примера несколько своих берлинских наблюдений: два-три раза в месяц я ходил гулять по окрестностям Берлина, знакомился с «народом». Когда в субботние дни и в праздники встречаешься с большим количеством людей, – сказал я, – можно неплохо изучить их характер и привычки. Известно ведь, «человека узнаешь по его карману, по его стакану и по его гневу». В те дни можно было наблюдать все это одновременно. Мои же заметки – это впечатления постороннего человека, приехавшего издалека и, как говорит молва, «глядящего в корень». Я рассказал ему также про своего соседа по квартире, молодого немца, закончившего коммерческое училище, а ныне работающего в одном из берлинских банков и живущего со мной в одной квартире, в соседней комнате. В то время я жил в Галлензее (Hallensee). Юноша был членом правой политической организации и рассказал мне однажды, что «большинство жителей России – евреи, но царь – не еврей», доказав свои слова тем, что «в газетах всегда пишут о евреях в России»… О политике у меня была возможность побеседовать и с Эльбогеном, и с Йехудой. С ними было нетрудно спорить, так как единственным из преподавателей, у кого имелись стабильные политические взгляды и убеждения, был д-р Баннет. С Эльбогеном и с Йехудой я много беседовал, в основном на еврейские темы; точнее, слушал их рассказы и вставлял свои краткие замечания для поддержания беседы. От них я о многом узнал, в том числе о таких вещах, о которых раньше не имел ни малейшего понятия. Помню, как Эльбоген рассказывал мне про Элияху Шейда{718}, возглавлявшего чиновничий аппарат барона Ротшильда в Палестине и про его приезд в Бреслау и вечеринку, устроенную учениками раввинской семинарии{719} в его честь, и как Шейд учил их петь «ха-Тикву»{720} (в начале 90-х годов). Эльбоген очень удивился, услыхав от меня о деятельности Шейда в Палестине, и про все его попечительские дела в Эрец-Исраэль, и про полемику относительно них, и про жалкий конец его карьеры, а я со своей стороны удивился тому, как мало Эльбоген, человек наблюдательный и умный, знает про современную еврейскую действительность… Эльбоген время от времени приглашал меня побеседовать с ним. Иногда ему нужно было объективное мнение «человека со стороны», и тогда он вставлял в разговор несколько замечаний, побуждающих меня поделиться своим мнением о тех или иных выдающихся людях из России…