Мир, которого нет (СИ)

Сагарат сидел на стуле напротив зеркала и мрачно смотрел на себя. Его трясло, он не мог есть, пить и спать. Он думал наложить на себя руки, но не решался. Страшное уныние постигло его голову, он даже усомнился в своей мощи. Он смертный, и не интересен ни духам, ни богам, ни демонам. Леонс, его друг, не раз подходил к дверям кабинета и просил поговорить с ним, но Сагарат никак не реагировал. Лишь однажды он улыбнулся, когда услышал за дверью плачь Тилинды. Наверное, он подумал: «Все ещё не отпустил…»

Так он сидел и думал о своей бесполезной жизни. От усталости стены комнаты поплыли. Мышцы обмякли, как вдруг глаза прорезал яркий свет. Сагарат поднял взгляд и обнаружил, что он сидит в своём ночном платье перед большим столом, цельно-вырезанным из алого куска гранита. Напротив стола стоял красный деревянный стул в золотом обрамлении. Сагарат вскочил с места и даже вернулся в рассудок. Совершенно точно, он был не у себя в кабинете. Кроме двух стульев и стола в комнате ничего не было, только лакированная дверь. На стенах приятные тканные обои, но какие-то безумно красные. В целом комната давила на голову и вызывала приступы паники. Сагарат пометался по четырём углам и попытался открыть дверь, но всё без толку. Людин вернулся на своё место и закрыл глаза. Он думал, что это глупый сон и пытался проснуться. Вот только кабинет никуда не исчезал.

Иртон звонко ударил по своему колену.

— Вот не поверю, откуда ты знаешь, что чувствовал Сагарат. Да в прочем. Хорошо продолжай.

Чимоха недовольно свела брови.

— Что происходит!? Леонс! Тилинда! Ремонт! Кто-нибудь, ответьте! — взмолился Сагарат.

Неожиданно дверь открылась, и в комнату ворвались страшные крики, будто ежесекундно кого-то убивают, бьют плетьми и режут. Мощный гул, как от трубы кремационной печи, лай собак и неестественное рычание. В помещенье прошёл странный тип в переднике и тюрбане. Атлетически слажен, могуч в плечах, но сравнительно небольшого роста. Отличительной особенностью было то, что это был светлокожий человек с головой птицы-секретаря. Именно этой птицы и никакой другой. Он взглянул своими птичьими глазами на Сагарата, пожал плечами и вышел обратно. Подчинитель не успел и подумать о том, чтобы что-то подумать, как этот птице-головый снова явился в комнату. Облачен он уже был в солидный классический смокинг с галстуком бабочкой. Отодвинул стул, деловито сел за стол. Он вёл себя, словно Сагарат на приёме у врача и должен молчать пока к нему не обратятся. С очень глухим щелчком птица-секретарь открыл выдвижной шкафчик в столе, в котором изначально шкафчиков не было. Достал папку полную бумаг, в правом верхнем углу которой был приклеен искусно и точно написанный портрет Сагарата Подчинителя. Под портретом надпись золотыми чернилами, но что она гласила, прочитать не представлялось возможным. Мужчина снял пиджак, повесил на спинку стула и остался во фрачном жилете на четырёх пуговицах, который без пиджака, почему-то вдруг, стал в чёрно-белую клетку, при этом в пиджаке весь костюм, совершенно точно, был однотонно-чёрным или тёмно-тёмно синим. Из нагрудного кармашка свисала золотая цепочка. Он потянулся в карман, а Сагарат решился задать вопрос, но птица-секретарь ответил только: «Цы-цы-цы…» Из кармана достал монокль, который находился на другом конце цепочки. Зажал его на глазу бровью и открыл папку.

— Мир деяний Рафаэля. Замечательно, — томно и сосредоточенно произнёс получеловек себе под нос, а голос его был похож на звуки тубы, — Лицемер, убийца, зачинщик раздора…

Тут он резко поднял голову и громко рассерженно, так как это делают женщины в окошках бюрократических отделений, закричал, выронив монокль:

— Вам не ко мне! Чего вы голову морочите?!

— Я… Что? Почему ты? То есть, что ты имеешь ввиду? — Сагарат с трудом включился в происходящее, как его собеседник швырнул папку ему прямо в лицо, а та полетела, каркая по-вороньи, и отправилась куда-то сквозь стену.

— Ввиду я имею, что недуг ваш, не по моей специальности!

— Ты знаешь кто я? — удивился Сагарат ответу и более ничему удивляться не стал, для сохранения рассудка в равновесии.

— Знания — вещь относительная и необходимая лишь в рамках решения конкретных задач. В глубине вечности, к примеру, независимо от знаний ваших, прекрасно существуют сингулярности. И как инфузория примитивна при вас, так и вы примитивны при них! — собеседник развёл руками, а затем резко сцепил их в замок, оперев на стол, над которым надвинулся, сощурив один глаз, а второй широко раскрыв — именно таким образом он посмотрел в лицо Сагарату.

— Что за чушь? Где я нахожусь? — занервничал наш виновник. Его дыхание и пульс участились.

— Вы можете быть очень малы в силу своего огромного размера или может вы нигде, а когда? Может вы так далеко в прошлом, что и в памяти нет или не скоро в будущем, что не настали вовсе? Задам вопрос — вы живы? — не изменяя своей странной нагнетающей позиции, проговорил собеседник, лишь скрипнув своими кожаными ботиночками под столом.