Мир, который без меня. Альтернативный гей-роман. Книга 2.

Энди закашлялся, схватился рукой за грудь. Гримаса страдания прокатилась по лицу, тело вскинулось и беспомощно упало на подушки. Не проснулся. Зеленая полоса сплющила всплески, и они пошли чаще. Всего несколько секунд… рука вновь соскользнула на простыни. Камушек неестественно ярко и несоответственно моменту пошло сверкнул в ухе. Парень затих, но маска страдания закристаллизовалась на лице. Рой смотрел, и в нем самом все рвалось, только он не знал, не чувствовал, потому что… боль Энди заполняла его. В душе поднимался звон, лопались перегородки, перетирая его существо в месиво из битого стекла. Он вдруг понял, впервые осознал глубину собственных чувств. Он любит… только вот… поздно. Человек. Человечек. Один, а напротив весь мир, и выбор сделан. Ты и он. Мог летать, не захотел. Мог быть счастливым, не позволил себе. Мог жить, только вот отказался.

Там в треснувшей клетке ребер, заполненной мокротой и сукровицей, слабо бьется сердце Энди. Два аппарата и капельница. Он ведь готов был дышать за двоих, а теперь не ты, аппарат искусственной вентиляции дышит за него, потому что ему трудно. Очень. Осциллограф снимает мышечные сокращения бесчувственного сердца, а капельница…

— Кто он вам? Сын? — негромко спросил сержант.

Рой вздрогнул. Слова показались раскатом грома. Взорвались и осели.

— Мог быть, — ответил Маккена, преодолевая тонны отчаяния. — Он тот, кому я обязан всем, включая свою ничтожную гребаную жизнь.

— Повезло пареньку, — вновь произнес сержант, понимая, что пауза слишком растянулась. — Вовремя вызвали скорую, а иначе в лучшем случае остался бы инвалидом, ну, а в худшем…

Инвалидом… Рой даже не думал об этом. Он невольно вспомнил про шест. Видео ко дню рождения. Столько усилий, чтоб было красиво. Напряжение мышц, сосредоточие на лице, натянутые в сталь жилы на шее… Он так хотел танцевать. Он грезил этим шестом. Говорил, сдохнет, но сделает… Сделает? Сломанная жизнь. Почему? Стив-Стив… Как можно было не видеть твоих чувств? И твоя жизнь смята, и своя собственная. И как смел ты явиться к нему после того, как…, а он не оттолкнул тебя, потому что любит… И Энди любил… А ты?

— Как это случилось? — слова даются с трудом. Вязнут загустевшей массой.

— Вам лучше спросить у миссис Грей. Она работает в аптеке на бензоколонке. Это ей он обязан жизнью.

Наверное, он говорил что-то еще, но Рой не слышал.

— Вы где-то остановились на ночь?

— А?

— Говорю, километрах в пяти есть мотель.

— Да. Спасибо, сержант.

— Поезжайте-ка туда. Завтра явитесь в участок, там все и оформим.

— Да-да. Завтра, — ответил Рой, не в силах отвести взгляд от Энди. — Могу я увидеть врача?

— Уже слишком поздно. Утром…

— Но мне надо его видеть! Позовите мне этого чертового врача!

— Тихо, тихо, — сержант пытался успокоить его.

На шум вышла медсестра. Никакие уговоры не помогали. Рой бесновался, пока не появился врач.

— Покиньте помещение! — жестко сказал он. — Вы не можете себя так вести!

Маккена вдруг замер.

— Пожалуйста, — взмолился он, — скажите лишь, что с ним. Я уйду, но я должен знать.

Слезы покатились из его глаз.

— Пройдемте в ординаторскую.

Двадцать шагов длиною в двадцать километров.

— Скажите, наконец, что с ним?

— Успокойтесь. Могу я предложить вам кофе или чаю?

— Кофе. Если можно, крепкий.

— Да, конечно. Пациент поступил к нам ночью двадцать девятого апреля в четыре часа в критическом состоянии. В машине ему была сделана дефибрилляция сердца, так как его остановка зафиксирована в три пятнадцать. Первый удар произошел спустя четыре минуты. Должен сказать, это уникальный случай. Всего три минуты и было бы поздно. Я уже говорил, пациент поступил в крайне тяжелом состоянии. Переломы четырех ребер, многочисленные гематомы, высокая температура, передозировка лекарственными препаратами и посттравматическая пневмония. Вообще, по опыту знаю, люди не выживают с таким набором. Сильный организм. Сегодня утром на шестой день нам удалось вывести его из комы, но есть проблема. Он не отвечает на вопросы…

— Почему? Что-то с памятью?

— Не думаю. Тяжелых травм головы не зафиксировано. С ним работал психиатр и психолог. Они пришли к выводу, что у мальчика глубокий, тяжелейший посттравматический шок. Ему оказана вся необходимая помощь, и теперь остается надеяться, что организм справится. Вкратце так. У вас еще есть вопросы, господин?

— Маккена.

— Господин Маккена.

— Насколько вы уверены…

— Мы не уверены ни в чем, мы лишь надеемся.

— Насколько вы надеетесь, что он поправится?

— Повторюсь, все зависит от него, но есть еще одно «но».

— Но?

— Желание пациента жить. Он не хочет.

— Он так и сказал?

— К сожалению, да. Он плакал, когда понял, что очнулся.

— Плакал?