Мир, который без меня. (Альтернативный гей-роман).Книга 3.

Почему она думает об этом сейчас, Бернарда не знала. За последние годы она много раз ловила себя на мысли, что подолгу размышляет о своих реальных и литературных героях. Они незаметно вошли в ее жизнь и поселились там. Она не возражала. С ними было как-то… наверное, правильнее, чем до них. Общество осуждало, брызгало слюной, клеймило, но они жили. Жили по своим законам и были счастливы. Счастье — многогранная штука. Ювелир, определявший, как точить каждую грань, знал о счастье все. Он нанес крупные ровные срезы, а после добавил канву мелких. Этот алмаз безупречно прозрачен, что и позволяет граням отражаться и преломляться друг в друге. Люди никогда не задумываются, что смотрят на этот камень лишь с какой-то одной стороны, поэтому и определяют счастье так разнообразно и не похоже друг на друга. Счастье — это когда… Дальше каждый описывает те грани, что повернуты к нему. Бернарда подолгу размышляла, как смотрит на кристалл сама. Как видит его Галлилей? Что открыто Рою и Стиву? Где грани Энди? Человек должен быть счастлив семьей, восхищаться возлюбленными, выплескиваться до внутреннего дна на любимом деле. Он должен быть смелым, жить так, как хочет. Должен мечтать, хотеть, стремиться… Должен пробовать жизнь и чувствовать, что у нее пряный вкус. Так говорил Энди, и Бернарда верила. Как бы ей хотелось научиться всему этому. Мальчишка с улицы. Откуда в нем все это? Как смог он сохранить свое сердце? Как полуграмотный старик смог открыть ему такую глубокую мудрость? Она спрашивала, а после не могла успокоиться, узнав простоту ответа. „В сердце твоем боль и обида, — говорил мальчишке шаман. — Это тяжелые чувства, но они разные. Можно носить в сердце боль. Если не разорвет, она очистит его и укрепит, но обида никогда. Это коварный враг. Она будет убивать медленно, будет снимать с души оболочки и оборачивать ими сердце до тех пор, пока не задушит. Остерегайся ее, ибо, если впустишь, победить будет очень трудно“. После того, что Энди вытерпел… видимо, Рой стоил того, чтобы поверить старику-навахо. Парень рискнул и выиграл свое счастье, смог разглядеть в тумане грани своего кристалла. Ла′вина улыбнулась. Она определенно напишет продолжение. А еще неплохо бы пойти на бестселлер под названием «Как не надоесть друг другу за сто лет„…

После того, что Энди вытерпел… Он открыл глаза. Видимо, заступает утро. Рамка картонки на окне посветлела. И день пасмурный, потому что в щель сочится безрадостное олово. Тихо. Так тихо, что парню кажется, он слышит, как по венам течет кровь. Мир молчит. У него нет знания. Время рассеяно в тумане и вот-вот осядет влажными хлопьями. Мир изменился. Он, словно онемел, как плоть вокруг раны. Энди чувствовал это. Джек… нет. Почему? Ответом пришли слезы. Это не пот души. Это сама душа. Энди впервые почувствовал так глубоко, что такое безысходность. Он так много не сказал старику, так много не спросил. Что теперь делать со всем этим? Как он придет в резервацию и не увидит Джека на лавочке? Это он виноват… Парень почувствовал, как оно, это чувство валится на него с горы. Словно тяжелая мокрая глина. Наползает волнами, и он вязнет в них. Почему?! Я просто хотел, чтобы Рой жил. Почему, Джек? Я же платил за это собственной жизнью! Почему-у-у-у?!

— Любовь — редкий дар, мой мальчик.

— Джек?

— Она приходит лишь избранным. Твоя любовь истинная. Нельзя убить дар, если есть хоть мельчайшая возможность спасти ее. Ты — избранный. Праотцы признали это.

— Но ведь ты мог бы еще…

— Я соединился с Джил. Может ли быть для меня большее счастье?

— Джил? Только не говори…

— Да. Мы давно знали, что пойдем в долину вместе. Мое время пришло…

— Как мне жить с этим?

— Ты славно бился. Я горжусь тобой, человек из рода соколов. Я ухожу спокойно. Смерть — это всего лишь возможность быть ближе к праотцам. Это окончание договора…

— Договора?

— В момент, когда ребенок приходит в эту жизнь, праотцы подписывают договор со смертью и отмеряют ему время. Жизнь — это лишь путь к смерти. Она коротка, и очень важно, что ты успеешь. Бог смерти ненасытен. Он безостановочно ведет свою жатву, но он не слеп. Он видит то, что собирает, и он дал тебе величайший шанс. Помни об этом всегда, а моя жизнь — достойная плата за это.

— Что мне теперь со всем этим делать? Я запутался.

— У тебя доброе сердце. Оно знает. „Все пути одинаковы. Они ведут в никуда. Есть ли у этого пути сердце? Если есть, то это хороший путь; если нет, то от него никакого толку. Оба пути ведут в никуда, но у одного есть сердце, у другого – нет. Один путь делает путешествие радостным, сколько ни странствуешь. Другой путь заставляет тебя проклинать свою жизнь. Один путь дает тебе силы, другой — уничтожает тебя“. (2)

Энди еще слышал голос старика, когда четкие щелчки замка, напоминающие марш на плацу, уже грубо гнали его прочь. Резкий свет острыми бритвами полоснул глаза. Парень повернул голову и почувствовал… себя. Груда кусков, обмотанная паутиной вен, через которые продирается загустевшая кровь. Голос Дава, спектрально разложенный на тона, воспринимался неприятно.

— Ну? Тебе есть, что сказать?