- «Обычно» не подразумевает всегда, - твердо заключила Лави′на.
- А вам палец в рот не клади.
- Не припомню, чтобы я горела желанием облизывать ваши пальцы.
- Энди, что это? – недоумение Маккены было почти реалистично.
- Это – женщина, которую со временем ты будешь обожать.
- Должна быть сильно аргументированная причина.
- Фильм! Вернее, сериал! – воскликнул парень.
- Ты уже купил мне клетчатый плед и кресло-качалку? Энди, я не смотрю сериалы.
- Думаю, с этого начнешь.
- Так. Я все понял. Блевать буду не скоро. В кровать лягу еще позже, а трахаться – в следующей жизни, - заключил Рой, нервно отодвигая стул, чтобы сесть за стол. – Дай мне лист бумаги и ручку. Буду конспектировать. Пушечное ранение головы на вылет, знаете ли. Боюсь, услышав последний аргумент, я позабуду первый. И, кстати. Полерни все это кофе. Пожалуйста.
- А вы мне нравитесь, Рой, - вдруг сказала Бернарда, и Маккена потерялся. Ничего необычного она не сказала, хотя сказала весьма необычно. – И, знаете, чем? Вы последовательны. И последовательно убеждаете меня в том, что я не отступлюсь. Герой вашего плана всегда привлекателен. Вы – независимы, самоуверенны и точно знаете, чего хотите. У вас есть принципы, и вы не озадачиваетесь тем, нравятся они кому-либо или нет. Конечно, вы не собираетесь спасать мир, но это для Крепких Орешков и Рембо…
- Мир меня не интересует. Если и надо кого-то спасать, то это точно не его. Он утонул уже настолько, что дышать точно не будет.
- Так ты согласен? – с надеждой воскликнул Энди.
- Разве тебя когда-то интересовало мое мнение? Может, ты согласишься спасти мир?
- Если только от тебя.
Прошло уже три года. Обожать Бернарду Рой так и не начал. Обожание – какая-то слишком трудная для Маккены категория чувств. То ли клетки, отвечающие за подобные характеристики, в нем были не заложены, то ли они были заложены, но отмерли, как рудименты или атавизмы (вспомнить бы, что из них), не оставив даже отростка, но Рой ни разу в жизни не страдал приступами обожания. Несмотря на подобную печаль, Лави′не все же удалось отвоевать в его сердце небольшой, но уютный уголок. Соседство было великолепным, и Бернарда с удовольствием посещала свою резиденцию. Селяне приняли ее сразу… Короче, Рой не вошел с собой в противоречие, а, значит, у мира был шанс еще какое-то время спокойно дрейфовать в пространстве. В свою очередь Бернарда вполне соответствовала эротическому представлению Роя о мире, что намного упрощало дело. Она была какого-то неопределенного возраста. С одной стороны он вполне опускался до возраста Энди, с другой, почти достигал лет Маккены. Худощавое телосложение, вечные и неизменные джинсы, унисекс-стрижка и неспадающая улыбка составляли небольшой список тех качеств, которые мирили Роя с ее совершенно невыигрышным полом. Кроме того, очень скоро Маккена понял, что она талантлива, что и дало ей бессрочный пропуск в его сердце. Помимо всего Лави′не посчастливилось уродиться брюнеткой, что в немалой степени прибавляло ей шансов в категории восприятия Роя. В общем, все яйца удачно легли в одну корзину, которая вполне удовлетворила Маккену.
Кроме всех вышеперечисленных достоинств Бернарды у нее оказалось еще одно – удивительная способность убеждать людей в том, что им что-то надо. В этой цепочке удачно складывающихся обстоятельств у Роя было почетное второе после Энди место, хотя ни тот, ни другой даже ни разу не подумали об этом догадаться. Трудностей так же имелось в достаточном количестве, что делало весь процесс еще более привлекательным. Другой вопрос, что Маккена делал вид, что никоим образом не участвует в процессе кроме, как оказывает материальное вспоможение и снисходительно терпит все это. Никто и не спорил, хотя все давно поняли, насколько он увлекся. Вообще, любой творческий процесс оказывал на Роя магическое действие, и он готов был принять любое его проявление, лишь бы оно взрывало заплесневелые общественные устои.
Итак, Рой смотрел на экран и размышлял, как из ничего, набирая обороты, произрастало то, что теперь пускает мощные корни. Общественность негодовала, но это было где-то за пределами конференц-зала, и Рою было, мягко говоря, плевать на это. Слюны у него доставало, ибо всю жизнь он практиковался в том, что жил, как считал нужным. Да, он жил, как считал нужным. Любил, как считал нужным и дружил тоже, как считал нужным. Он действительно был свободным. Не от себя, конечно. От общества. С обществом его связывали чисто технические связи и налоги. И дело было не в его ориентации. Дело было в его неприятии огромных толп, следовавших за единственным пучком сена, которого, оказывалось, хватало далеко не всем. Те задние продолжали следовать за передовыми, надеясь, что и им когда-нибудь что-то достанется. Святым убеждением Маккены был постулат: если общество не принимает его таким, какой он есть - на х.. это общество.