Стив проснулся от странного ощущения одиночества. Маккены рядом не было. С трудом разлепив глаза, Шон понял, что на часах четыре утра.
— Рой? — не то спросил, не то позвал Стив, но никто не ответил.
Непонятное предчувствие заставило его подняться, и он тут же увидел на фоне окна неподвижную фигуру Роя.
— С тобой все хорошо? — боясь спугнуть задумчивость Маккены, шепотом спросил Шон.
— Как он одиноко кричит, — упавшим голосом произнес Рой.
— Кто?
— Сокол. Слышишь? Он, словно потерял кого-то и теперь зовет.
Стив прислушался. Одиночные крики птицы в темноте слышались плачем. Далекий сокол, словно звал кого-то.
— Странно, — признался Шон. — В такое время? Должно быть, он сильно тоскует.
— Как ты думаешь, он такой же, как у Энди на руке? — спросил Маккена и повернул голову, стараясь заглянуть в лицо стоящего за спиной Стива.
— Должно быть, — тихо ответил Шон, обнимая друга за плечи, — ведь он человек из рода соколов.
— Человек из рода соколов? — переспросил Рой. — В смысле?
— Это не просто татуировка. Это что-то вроде тотема, или как это у них там называется, не знаю. Капли Дождя, что собирал его душу, так ему сказал. Этот сокол на татуировке — как оберег, что ли. Энди говорит, что ощущал себя птицей в полете, и что Капли Дождя учил его летать…
— Стив, — Маккена развернулся с таким выражением лица, что можно было смело думать, он изо всех сил старается проглотить очень твердый и горький ком, — ты бредишь, что ли? Какие капли дождя, и какие полеты? Это как надо было обкуриться, чтобы вообще пытаться обсуждать это? Не знаю, что там с ним происходило, но он сильно изменился…
— Да, он изменился. Прошлое… Его изменила жизнь, ибо он нахлебался ею сполна. Он стал взрослее и жестче, но его сердце осталось прежним. Добрым и любящим. Он примчался сюда, бросив все, как только узнал, что ты умираешь. Он пришел вместе с этим своим прошлым, чтобы помочь тебе. Он не знал, но он чувствовал, что ты не примешь его, и просто ждал. Он ждал и все равно надеялся. Знаешь, как-то он сказал: «Я знаю, о чем кричат соколы. Я слышу и понимаю их. Мы одной крови. И с Каплями Дождя, и с Тиу тоже». Я спросил его тогда: «А как кричат соколы?», а он ответил: «Как люди. По-разному, и лишь одинокий сокол кричит так, что рвет душу». Ты не знал, нет? Вот видишь, а я знал. И про Капли Дождя знал, и про Тиу, и про Джен. Я знал и о Томе, и о Мартине, и кто такие Джил и малышка Дель. Я даже попробовал курить датуру, и он объяснил, что дает пейотль. И про погремушку с песком, и про мандалу, и как он первый раз понял, что летает. Ты наверняка никогда не слышал о мистере Киме, ведь так? А мне он рассказал, как этот Ким тренировал его с помощью пустого пластикового стаканчика, и какие трюки он теперь может делать на шесте. Мне кажется, что я смогу даже с духами навахо разговаривать и уж точно пойму, что говорит Грея. Видишь, сколько у него всего. А еще есть кольца жизни. Твое и его, но разве тебе нужно было это знать?
Рой смотрел на Стива и понимал, что с каждым словом все глубже уходит в землю. Шон хлестал его у позорного столба, но наказание не перекрывало вину. Плеть так глубоко входила с кожу, что уже достигала костей, но искупление не наступало.
— Он пришел к тебе и принес все это, — чуть помолчав, продолжил Стив. — Он хотел взять из прошлого только это, но… Знаешь, можно по разному ранить человека. Можно просто ударить его по лицу, можно хлестнуть по кровоточащей ране, но можно выбрать другую, самую изощренную пытку. Можно медленно тянуть крючком из разверзшейся гноящейся раны надорванные жилы. И, знаешь, что самое страшное? Ты выбрал именно это. И будет еще страшнее, если я скажу, что через все, что он испытал, он пронес тебя, пронес свою любовь. Он был так счастлив, когда ты смог проглотить первую ложку еды. Он говорил, что никогда не был так счастлив. Он называл это абсолютным счастьем. Понять, что тот, кого ты любишь, будет жить, разве это не так, и он ошибся? Скажи мне, Рой. Каждый день он просил рассказывать о тебе, рассказывать, как ты жил. Он хотел это знать, и он улыбался. Улыбался, Рой. А потом… потом он делал это все реже, и в конце уже перестал совсем. Каждый день ты заставлял его уходить, и он лишь ждал, когда станет бесполезно даже оглядываться. И он не оглянулся. Ты говорил, что не можешь пережить его проституцию, не можешь смотреть ему в глаза после того, что сделал с ним, но не он… ты тащил это из прошлого. Ты заставил прошлое обогнать будущее, а он лишь вошел в него.
— Я.., — Рой пытался что-то сказать, но не мог.
Он ощутил, как Стив надел на его сердце ледяное кольцо, и теперь оно сжималось, сдавливая и сокращая колебания. Маккена почувствовал ноющую боль, словно кто-то еще просунул сквозь отверстия в кольце крест-накрест штыри…
— Что с тобой?! — испугался Стив, видя, как Рой схватился ладонью за грудь.
— Ничего. Сейчас пройдет, — попытался успокоить Маккена.
— Сядь. Сядь здесь! Я сейчас! Сейчас принесу лекарство!
Он сбежал по лестнице и почти сразу вернулся со стаканом и каплями.
— Сейчас… Сейчас… На, выпей!