Мир, который без меня. (Альтернативный гей-роман).Книга 3.

— Вы все понимали это, но просто не нашли в себе силы признать. Он искал меня, и я знаю об этом. И вы знали, потому и остались с ним! Можете опровергать, но это будет нечестно. Вы ужаснулись, но после… вы все старались помочь, потому что понимали — это лишь чудовищное стечение обстоятельств. После судьба трижды сталкивала нас, и всякий раз он молил о прощении, а я? Я много думал… Часто мы теряем важное, потому что заставляем себя быть слепыми. Мы не слышим, потому что делаемся искусственно глухими, и не чувствуем, потому что не позволяем чувствовать. Он наговорил кучу глупостей, а после проклинал себя, но было поздно и, знаете, почему? Потому что так решил я. Не он, я выбрал для себя свою жизнь! Не он… я отверг его! Я надорвал ему сердце за то, что он так хотел исправить! Я просто не признал его права на ошибку! Он был честен со мной всегда! Каждую минуту! Только я этого не видел. Не хотел видеть! Он сделал страшное, я не спорю, но я сделал гораздо страшнее. Я не говорю о том, что каждый обязан прощать любого и за все подряд. Любое решение должно быть основано на понимании, а какое может быть понимание, когда ты тупо не пытаешься понять? Не он, я издевался над ним все эти годы. Я настолько развил в нем комплекс вины, что у него, не у меня, случился инфаркт! Его сердце не выдержало! Это он, а не я, оказался в итоге в клинике неврозов! Я был параноиком, помешанном на своих принципах! Я пытался ему доказать то, что он и так знал! Поэтому сейчас каждый миг, когда он рядом, я расцениваю, как счастье. Оно выстрадано нами обоими и оплачено нами обоими. Мы имеем на него право. Я хочу прожить это счастье полностью, исчерпать до конца. Если бы минуты располагались в коробочках, я бы вылизал каждую изнутри, чтобы не проронить ни крошки! Я берегу его, как не берег ничто в жизни, потому что ничего дороже никогда не имел! Я смотрю на него, он улыбается, а я знаю… до сих пор знаю, что у него внутри надорванное сердце. Я люблю его, и плевать мне на весь мир! Если он не принимает меня, пусть, но я буду жить так, как подсказывает мне сердце! Если есть у человека любовь, разве нужно ему что-то еще?! Если нет, то все остальное не имеет смысла…

Энди скорее чувствовал, нежели слышал, что его кто-то зовет. Его сознание бултыхалось в каком-то болоте между реальностью и беспамятством, словно было привязано к колу, вбитому посередине трясины. Наконец Энди открыл глаза и ничего не понял.

— Лаура?

— Добрый вечер, Энди. Я сварила кофе. Надеюсь, ты не откажешься.

— Почему я здесь? Который час?

— Разве ты ничего не помнишь? ..

— Стой! Помню, что подвозил тебя после работы, и ты предложила чашечку кофе. Я пил… его…и больше не помню. Сколько времени?

— Я дала тебе снотворное…

— Снотворное?

— Да. Подмешала в чашку. Ты не мог ехать назад в том состоянии, в котором находился. К тому же, Дав…

— Сколько времени?

— Девять вечера. Нам выступать через три часа…

— Как девять вечера?! Ты с ума сошла?! Не хочешь же ты сказать, что я провалялся тут четырнадцать часов? Я пропустил репетицию?

Энди вскочил, засуетился, но Лаура вдруг улыбнулась и сказала очень ласково:

— Я говорила с Чарли. Сказала ему, что ты не придешь. Он и так уже недели полторы спрашивает, что с тобой творится. Говорит, ты валишься от усталости, не в состоянии нормально репетировать, а вчера, когда ты едва удержался на шесте…

— Этого не может быть! Никто не мог заметить!

— Никто и не заметил, но Чарли — не никто. Он видел. Давай так. Выпей кофе, прими душ, а после мы все обсудим. Кстати, Дав в курсе, что ты появишься ближе к выступлению.

Энди обмяк, сел на кровать и замер, свесив на грудь голову.

— Дав порвет меня на клочки.

— Несомненно порвет. Если ты позволишь, — а после выждала несколько секунд и заглянула парню в глаза. — Сливки? Сахар?

— Веревку и мыло, — скептически отшутился Энди.

— С лимоном или жасмином?

— Что с лимоном или жасмином?

— Мыло.

— С цианистым калием.

— Это не ко мне, детка.

Энди вздрогнул. По коже побежали стайки мурашек, словно внутри лопнуло яйцо, и таракашки рассыпались в разные стороны.

Душ не помогал, и мальчишке казалось, что он стоит на плахе, а палач суетится и никак не может найти свой ритуальный топор. Ноют жилы, уже ощущающие прикосновение холодного металла, стопорится кровь, словно пытается удержаться, не выплеснувшись из рассеченных вен, состояние удушения…

— Ну, как? Лучше? — поинтересовалась Лаура, раскладывая на тарелке ломтики ветчины.

— Так лучше, что жить не хочется.

— Это потому что ты загнал себя. Я хочу серьезно поговорить с тобой.

— Попробуй, — отмахнулся Энди, не особо проявляя к этому интерес.

— Отлично. Тогда так… Я танцую с тобой полтора месяца и согласна с Чарли. С тобой происходит что-то страшное…

— Ничего со мной не происходит!

— Давай говорить по очереди? Я скажу все, что считаю необходимым, а после ты будешь это опровергать, ладно?

Лауре принадлежал немного хрипловатый, но очень приятный голос. Она говорила медленно, словно взбивала в пушистую пену каждое слово.