Вдруг, Паша резко открыл дверь и буквально вылетел из комнаты, тяжело шагая – он был очень зол. Я примерно понимал «почему». Да и все здесь – тоже. Все мы кого-нибудь теряли, а если этот человек – весь твой мир, то очевидна такая реакция. Просто так смириться не получится. Ты зол на обстоятельства, в которых это случилось; на мир, который это допустил; на себя, который не может ничего сделать – и все эти раздражающие элементы странным образом пересекаются в объекте, который страдает больше всех.
Встал в конец очереди, но неожиданно выяснилось, что Женя ждёт именно меня – поэтому пошёл вперёд. Восприятие времени растягивалось сильнее с каждым шагом вперёд. Шаг, ещё один. Кажется, будто прошли уже целые минуты – нет, даже часы. Наконец, я стоял напротив двери, где был прикреплён листок с нарисованной улыбающейся девушкой. Немного помешкал, но смог заставить себя взяться за ручку – ладонь была вся в поту – и открыть дверь. Скрипнув, деревянная дверца отворилась. В нос сразу проник спёртый кислый запах. Не решался войти.
– Кто… там? – спросила очень слабым, еле слышным, голосом Женя. Она смотрела в потолок, не на меня. Ответил не сразу. Мне потребовалось секунд пять, чтобы окончательно взять себя в руки. После этого вошёл в комнату и закрыл дверь.
Женя лежала на кровати, накрытая плотным одеялом. Рядом, на небольшом кресле, лежал плед – видимо Паша там и спал. Сквозь неплотные занавески сюда проникал слабый дневной свет, который освещал большие плакаты с нарисованными персонажами, которых так любила рисовать Женя. У заражённых в самом начале появлялась небольшая светобоязнь, которая проходила через неделю.
– Кто… кто пришёл? Извини… нет сил повернуться.
– Это я, Женя, – сказал я, подойдя к ней, и взял за руку – она была ледяная. Пятна уже почти слились, оставались только два больших светлых просвета: на правой щеке и лбу. – Как ты?
Сел на край кровати.
– Лучше всех, как видишь, – протянула Женя и грустно улыбнулась.
Решил не медлить:
–Ты хотела со мной поговорить.
Женя не отвечала. Из-за того, что она очень слабо дышала, в голове промелькнула мысль, что она умерла, но в этот же момент девушка заговорила:
– Я… да… Помнишь… ты обещал?..
Теперь уже я не хотел отвечать.
«Не делай вид, будто не знал этого», – действительно, я прекрасно всё понимал и ждал с опаской. Время пришло.
– Помню, – тихо сказал я.
– Хорошо, – прошептала Женя. – Мне нужно… чтобы ты помог… Пока я снова не пропала… и… и… не стала монстром, – говоря эти слова Женя периодически начинала кашлять. Заметил на платке, что она держала в руках, пятна крови. На подушке вокруг головы лежали целые пряди волос.
– Женя… – начал я, но тут же осёкся, потому что понимал, насколько эта просьба будет эгоистичной и мрачно добавил: – Ничего. Я… сделаю.
– Ты помнишь… о другом… обещании? – Женя всё так же лежала, смотря в потолок.
– Да. Помню. Я буду помогать Паше.
– Хорошо… – новый приступ кашля вырвался из Жениной груди. Когда она успокоилась, то добавила: – Она ждёт… тебя.
– Кто ждёт?
– Скоро… узнаешь, – ответила Женя и её лицо чуть искривилось в улыбке. – Пожалуйста… подготовься… Я хочу… попрощаться…
Прямо чувствовал, как тяжело ей давалось каждое слово. Будто она тянула тяжеленную борозду.
– Хорошо, – тихо встал я.
– Я… люблю тебя, – сказала Женя с ещё большей тяжестью. – Всех… вас…
Понял, что, если бы она могла плакать в этом состоянии, то непременно разрыдалась. А я ещё до этого решил оплакать её позже – после того, как дело будет сделано. До этого надо держаться со всех сил.
– Я тоже, – ответил и вышел в коридор. В груди сидело тяжёлое гнусное чувство. Будто предаю её. Но, на самом деле, понимал, что так будет лучше. Для всех. Иногда приходится принимать тяжёлые решения, и кто-то должен брать основную часть ответственности на себя, чтобы остальным было легче.
Вернулся в комнату, взял твёрдой рукой пистолет, проверил, взведён он или нет, и только после этого вышел в коридор, предварительно положив его в карман куртки, чтобы никто ничего не увидел. Сел в конец коридора и стал ждать.
Люди медленным потоком продвигались, заходя по одному. Многие выходили со слезами на глазах и старались быстро скрыться, чтобы никто не увидел их, но все всё видели и прекрасно понимали эту реакцию.
Катрин стояла следующей в очереди. Она периодически глядела на меня, но всякий раз, когда отвечал на этот взгляд, отворачивалась. Хоть она и выглядела спокойной, но мне казалось, что она переживает больше всех.
Через полчаса очередь кончилась. Люди теперь ждали внизу. Молча посмотрел на небо через окно: светлое, голубое, без единого облачка – это было редкостью в эти дни. Если не брать в расчёт корявые голые верхушки деревьев, то это мог бы быть замечательный день…
«Замечательный, чтобы умереть, – сказал Голос. – Успокойся, Костя. Ей будет только лучше. Не противься.»
Встал, проверил пистолет – всё было в порядке – и только после этого пошёл в комнату к Жене.
– Все? – тихо спросила она.
– Да. Больше никого нет, – тихо сказал я.
– А Паша? Его… нет? – я заметил в её голосе нотки грусти.
– Нет.