Мир культуры. Основы культурологии

разобраться в том, от чего зависит множество состояний человеческого тела и духа,

чем обусловлено великое разнообразие человеческих индивидуальностей. Он видит

причины этого в особенностях пиши и даже утверждает, например, что от того,

какая пища употребляется людьми, зависят и качества национального характера:

“Сырое мясо развивает у животных свирепость, у людей при подобной же пище

развивалось бы это же качество; насколько это верно, можно судить по тому, что

английская нация, которая ест мясо не столь прожаренным, как мы, но полусырым и

кровавым, по-видимому, отличается в большей или меньшей степени жестокостью,

проистекающей от пищи такого рода наряду с другими причинами, влияние которых

может быть парализовано только воспитанием” [163, с. 183]. Ламетри пытается

объяснить различные настроения, мышление, темперамент, поведение человека

исходя из его анатомических особенностей, сравнивая человека с животными и

растениями. В духе своего времени он видит различия между человеком и животным

в развитии ума. Но ум, по мнению Ламетри, не задан человеку свыше, он

развивается под воздействием природных условий и воспитания. “Плохо

воспитанный ум,— пишет Ламетри,— подобен актеру, которого испортила

провинция” [там же, с. 186].

15

Главным завоеванием эпохи Просвещения было учение о “естественном”

человеке. Томас Гоббс (1588—1679) в Англии, Жан Жак Руссо (1712—1778) во

Франции провозгласили, что человек свободен уже по своему “естеству”, по

рождению. Его свобода заключена в равноправии с другими людьми, и только

противоестественная общественная среда делает его либо властелином, либо

нищим. Именно она, считали Руссо и другие просветители, поставила человека на

колени и объявила рабом. Поэтому человек должен стремиться к свободе, он должен

бороться за нее.

Нет, не теоретики призвали на баррикады в борьбе за свободу, равенство,

братство. Но и они, и добропорядочные немецкие философы предполагали, что

человек не только должен, но и может обрести свободу. Ее воспевали поэты, о ней

писали драматурги, и человек мятежный, борец, свободный духом, становится

героем своего времени. Ему противопоставлены аристократ, властелин,

притесняющий свободу, с одной стороны, церковь, оправдывающая рабство,— с

другой и обыватель, филистер — с третьей.

Так XVIII век соединил в образе человека разум и страсти, а родоначальник

немецкой классической философии Иммануил Кант (1724—1804) уже

рассматривает человека и с точки зрения его разума, и с точки зрения темперамента,

ищет мост от мира природы к миру свободы и находит его в эстетической сфере. У

нас еще будет возможность увидеть европейского человека через призму

культурного контекста его времени в разделе, посвященном истории европейской

культуры. Пока же обратим внимание на то, что тогда не только в Европе, но и в

России человека понимали как часть природы, как существо естественное, но в то

же время и как совершенство, наделенное умением трудиться. И здесь все, кто

обращался к проблеме человека, увидели противоречие между возможностями

разума и униженным, угнетенным положением человека, а также между его

разумной и чувственной сферами. Первое из названных противоречий вопиет к

читателю со страниц книги А. Радищева “Путешествие из Петербурга в Москву”

(1790) и поэмы И. П. Пнина “Человек” (1805):

В каком пространстве зрю ужасном

Раба от Человека я,

Один — как солнце в небе ясном,

Другой так мрачен, как земля.

Один есть всё, другой ничтожность.

Когда б познал свою раб должность,

Спросил природу, рассмотрел:

Кто бедствий всех его виною?

Тогда бы тою же рукою

Сорвал он цепи, что надел.

[263, т. 1, с. 234]

Второе противоречие анализировал в трактате “Право естественное”

16

А. П. Куницын (1783—1840), будущий педагог Царскосельского лицея. Он писал:

“Если бы человек имел одну только чувственную природу, то приятность была бы

для него единственным законом желаний, единственным благом и безусловною

побудительною причиною деяний. Употребление его сил было бы только

страдательное, зависящее от внешних впечатлений. Но сверх чувственности человек

имеет разум, который рассматривает вещи не только по их отношению к желаниям,

но и по их сообразности с своею собственною природою. Посредством сей высшей

способности человек может действовать независимо от внешних вещей, ибо разум

предписывает человеку известный способ деяния, несмотря на то, сообразен он с

чувственными желаниями или нет” [там же, т. 2, с. 206].

Когда XIX век устал от революционных потрясений, постепенно сложилось,

казалось бы, полное представление о человеке, соединяющем в себе разум, волю и