Мир Лема: словарь и путеводитель

Мне показался интересным вопрос о психичности техники. Сразу вспоминаются споры на тему «могут ли машины мыслить». Со временем споры утихли, а некоторые из спорящих занялись делом — созданием машин (которые пока не мыслят). Известным законам природы мыслящие машины противоречат не более, чем мыслящий человек, так что аргументы «против» могут быть только от антропоцентризма. Но и веского аргумента «за» до сих пор не видно.

Лишь под занавес споров о мышлении у машин спорящие выяснили, что под мышлением они понимают зачастую разные вещи, кроме случаев, когда считают, что мышление — это «нечто такое, что делает человек». Ограничиваться таким же ответом на вопрос «что такое психичность?» не хочется. Итак, что такое психичность в лемовском понимании, когда и у кого она бывает?

Проще начать «от противного». Что Лем, судя по реакции людей, окружающих искусственную систему, не считает признаком психичного поведения? Прежде всего тривиальные внешние признаки — точность отражения внешней обстановки — «Вторжение», эффективность действий в новой ситуации «Непобедимый», обучаемое поведение — «Ананке», суперсложное, но все же постигаемое человеком поведение — «Элистер Уэйнрайт, Being Inc.», даже сложное до непостижимости поведение — «Непобедимый», даже явное интеллектуальное превосходство Голема XIV-го. Призыв «копать глубже» довершает Терминус, от общения с которым Пиркс чуть не поседел, и который оказывается не только апсихичным, но и почти не мыслящим автоматом.

Не является признаком психичности ни коллективное поведение, ни поведение непредсказуемое — эти две гипотезы Лем не рассматривает, видимо, за очевидностью. Действительно, машинные модели простейших проявляют коллективное поведение, а поведение рулетки непредсказуемо. Но и способность к предсказанию событий не оказывается признаком психичности — «137 секунд». И даже попытки автодескрипции, которые делают героини «Соляриса» и «Маски» и Барнс из «Дознания» сами по себе ничего не доказывают — любое познающее устройство рано или поздно в процессе познания наткнется на самое себя… Однако характерно, что попытки автодескрипции делают у Лема системы, которые мы позже признаем наделенными психикой. А как же, ведь самокопанье — это так по-человечески… Но при чем здесь, собственно, человек?

Лемовское summa contro anthropocentrismus — «Доктор Диагор». Создания доктора пытаются освободиться от создателя, а последнее даже использует его в своих целях — но увы, ни то, ни другое — не психичность… просто эмоции Диагора, оказавшегося игрушкой своего творения, даны уж очень психично. И даже попытка подчинить себе все человечество, сделанная Другом, не означает его психичности.

Антропоцентризм все же силен — Эл Брегг признает психичными сломанных роботов «Возвращения со звезд», ожидающих своей очереди в печь — еще бы, они обратились к нему за помощью. О милосердии взывал и компьютер, увидевший над собой Молот; но его Лем признает психичным по другой причине. Тот же, кто держал молот, разбираться в этих тонкостях не стал. Антропоцентризм — не критерий, но куда же от него денешься, если не являются психичностью ни разработка мировоззренческих гипотез — «14-е путешествие Ийона Тихого», ни возникновение веры в существование по ту сторону конторы по сбору металлолома — «Возвращение со звезд», «Сумма технологии», ни возможность сойти с ума — «Охота на Сэтавра», «Клиника доктора Влипердиуса» — просто в сложной системе и поломки сложные.

Итак, антропоцентризм. В какой-то степени такой подход, может быть, и выход — ведь человек психичен. Так не поискать ли нам психичность техники в области общения ее с человеком? Доктору Диагору это не противоречит — ведь он со своими созданиями не общался — он их изучал, а последнее из них успешно изучило его. В общении же, в контакте есть что-то кроме взаимоизучения.

Начнем мы с простейшего метода общения. Глазомер и реакция не подводят навигатора Пиркса — выстрел — и Охота на Сэтавра окончена: глыба раскаленного металла падает на камни. За несколько секунд до этого Сэтавр спас Пиркса. Не был ли машинный гуманизм признаком психичности? Впрочем, сам факт проявления оного гуманизма остается сомнительным — уж очень быстро все происходит. И Пиркс остается жить со своими сомнениями.

Блеск и слабый порыв ветра — ведь это был маленький дестабилизатор. На большой не хватило материалов. Но больше на станции Солярис не будет Хэри К. Крис Кельвин может теперь носить при себе, вместе с рвущейся на сгибах открыткой, еще и записку, написанную тем же почерком, только на десять лет позже. Хэри ушла, как и в первый раз, по своей воле. Какие уж тут сомнения…