Мир Магии

Сегодня был очередной рассвет, я уже по косвенным признакам определял, что день будет солнечным и жарким. Когда окружающий мир сужается до пространства в несколько квадратных метров, в итоге ты постигаешь каждый миллиметр этого пространства. Каждый кирпичик, каждую трещинку. В моей камере я знал все узоры, многим из которых я даже дал как бы имена, точнее, определения. На стене напротив окна, например, был камень, на котором трещины складывались в что-то похожее на собачью голову. Я вот знал, что еда в нише появляется, когда солнечный луч проходит собачью голову. В камере не было дверей, было только два отверстия, первое – ниша в стене слева от собачьей головы. Которая открывалась в определенное время, выдавая мне кувшин воды и кусок хлеба. Сколько я ни старался разглядеть, что же там, за этой нишей, было, я этого сделать не смог. Ниша закрывалась, после того как я забирал воду и хлеб, и открывалась только на следующий день. Вторым отверстием в камере напротив ниши было отверстие нужника, зловоние из которого было главной проблемой в первые дни моего существования тут. Сейчас я уже его не чувствовал, да и почти уже не использовал этот нужник по назначению. Так как то количество еды, которое мне тут выдавалось, усваивалось моим организмом без остатков. Ну разве что вода все еще выходила из моего организма.

Двери в камеру не было, когда я потерял сознание в зале дома Трима и пришел в себя тут, ее не было. Как я попал сюда, я не помнил. Никакого общения с внешним миром у меня не было, и я только мог строить догадки по этому поводу.

Гребаное человеческое сознание, самое страшное, что может быть в одиночестве – это сожаление о прошлом, постоянное и изводящее обе мои личности. Я обвинял себя постоянно, и от этого мое положение становилось совершенно невыносимым.

– Как ты мог, Павел? Как ты мог допустить, что мы оказались тут?

– А что я мог сделать, Парк?

– Ты мог бы уйти из дома Трима, понятно же было, что эти ваши пьяные выходки просто так не закончатся? Вы что думали, если вы напоили великих магов, они вам все простят?

– Да откуда я это мог знать? Я о том, что маги существуют, узнал еще позже, чем ты. Это ты должен был знать, ты ведь общался с ним дольше меня.

– Ах, это, значит, я виноват во всем?

– Да конечно ты, почему ты считаешь, что это я виноват?

– Все, я больше не хочу тебя ни видеть, ни слышать, пошел прочь отсюда!

– Сам уходи, мне идти некуда.

После таких вот ссор я замолкал в глубокой обиде и ненависти на себя самого, эта ссора могла быть бесконечно долгой, так как каждая минута мне тут казалась крайне длительной.

Сегодня утро мало чем отличалось от любого утра минувшей вечности, которые я провел в этой камере. Я с великим трудом дождался, когда стенка напротив начала обретать очертания. Встал, хотел размять затекшее и замерзшее тело, но сил на это не было, и я повалился обратно на грязную шкуру.

– Не выйдет у меня уже голову разбить, Павел.

– Да почему это?

– Сил уже нет, даже просто встать на ноги сил нет. А уж применить такое усилие, чтобы разбежаться, вообще сил нет.

– Я тебе говорил вчера, не трать энергию на огонь. Что ты сказал? Я так согреюсь? Ну что, согрелся?

– Не начинай, что теперь делать? Умирать?

– А что теперь остается? Лежи и жди, принесут хлеб, съешь его и молись, чтобы хватило сил дожить до следующего дня. А может, лучше не ешь, выброси его в окно, так быстрее все закончится.

– А ты, может, и прав, голода я уже практически не ощущаю, выкину я хлеб, как ты и говоришь. Реально еще одна ночь, и я буду свободен.

Хлеб в нише появился, как положено. Я взял его, но сделать то, что я планировал, я был не в состоянии. Хлеб оказался во рту до того, как я успел даже подумать о выполнении плана. Желудок уже привычно отозвался тугой болью на редкое появление пищи.

– За что мне такое мучение? Ну за что? Я не могу даже их прекратить, ну зачем ты сожрал этот хлеб?

– Я ничего не смог сделать, это рефлекс тела.

– Да понимаю, но теперь опять мучиться. Как я устал, не хочу больше. Не хочу. Нужно с этим что-то делать.

– А что я могу сделать? Теперь уже недолго осталось.

– Тихо! Слышишь?

– Да, что там?

На улице явно слышались выстрелы, память из закрытых уголков сознания, которые все так же были закрытыми, вернула знание, что эти самые хлопки, которые я сейчас слышал, были не чем иным, как выстрелами из стрелкового оружия. Я даже понял, что стреляют дымным порохом, так как выстрелы были громкими и протяжными. Но как всегда, вытянуть за этим воспоминанием ничего не получилось. Но в свете полного отсутствия какой-либо информации из внешнего мира в последнее время такое резкое оживление сознания привело меня в восторг.

– Что там, Павел?

– Я не знаю, Парк, но что-то происходит. Явно что-то происходит.

– Да?! Может, меня освободят?

– Я бы не радовался раньше времени, в камере нет даже двери, как они смогут это сделать?

– Я не знаю, но, может, покричать?

– Давай.

Я попробовал крикнуть, но из моего горла раздался лишь слабый звук, сил на то, чтобы вздохнуть полной грудью и выдать звук, не было.

– Это все, Павел, нас уже не спасти.