Мир Марка Твена

Под конец выясняется, что Том ничуть не рисковал своей репутацией: Джима уже отпустили на свободу и побег был только очередной романтической выдумкой маленького Дон Кихота. Но Гек-то ведь этого не знал. Зато он вполне отдавал себе отчет в том, на что идет, укрывая беглеца, а потом пытаясь его освободить. Для белого на невольничьем Юге, кем бы этот белый ни был, подобный поступок означал вызов всему незыблемому порядку вещей, посягательство на священные основы, отступничество от принципов, на которых держалась здесь жизнь. Решился бы или не решился на такое Том Сойер — гадать бессмысленно. Гек решился. И это самое важное в книге.

Написать о Геке Твен задумал сразу же после того, как были напечатаны «Приключения Тома Сойера». Взялся за работу, быстро придумал сюжет, и уже через полгода у него было готово шестнадцать глав — до той главы, в которой плот с Геком и Джимом проскакивает в тумане мимо устья реки Огайо, служившей рубежом свободных штатов, и рушится план на пароходе добраться по Огайо в места, куда работорговцы не совали носа. Теперь плот может плыть только на Юг, с каждой милей отдаляясь от границы между территорией, где нет рабства, и штатами, где оно узаконено. В этих штатах белые не просто могут, а обязаны охотиться на беглецов, как на диких зверей. Любая пристань, любой поселок оклеены здесь объявлениями о беглых рабах с точным описанием примет и обозначенной суммой вознаграждения за поимку.

Как же поступит в этой крайне сложной для него ситуации Гек Финн? На первой же остановке отправится к шерифу и положит в карман сотню-другую долларов, когда Джима закуют в цепи и возвратят мисс Уотсон? Другие, скорее всего, так бы и сделали, но для Гека это немыслимо. А если он решится укрывать Джима, прятаться с ним на пустынных островах и плыть ночью, вдохновляясь смутной надеждой, что плот кто-нибудь купит и на вырученные деньги можно будет приобрести два билета в свободные штаты, то тем самым он навсегда отрежет себе путь домой, в Санкт-Петербург, который ему этого никогда не простит. Способен ли подросток, который, как и все на Миссисипи, привык видеть в рабстве естественный, чуть ли не свыше ниспосланный закон, на такой подвиг, на такой переворот всех своих представлений? Вынесет ли подобное напряжение?

Допуская эту возможность, Твен, однако, еще не решал возникшей проблемы. Ведь получалось, что правота на стороне Гека, нарушившего заповедь, которую Санкт-Петербург почитал непоколебимой для всякого своего обитателя. А значит, заповедь была ложной, и весь распорядок жизни в Санкт-Петербурге основывался на лжи, на угнетении и насилии. Но еще в «Томе Сойере» родной городок Тома и Гека выглядел просто земным раем, и ни одна туча не омрачала небо над этой зеленой долиной, полной поэзии и тайны. А теперь выходило, что и это безоблачное небо, и этот бестревожный сон, в который погружен Санкт-Петербург, — лишь иллюзия, скрывающая горькую, суровую правду. И надо было коренным образом менять всю интонацию повествования, всю его окраску и тональность.

Рукопись книги о Геке была отложена — и надолго. Твен странствовал по Европе, писал смешные очерки, напоминающие «Простаков за границей», потом, в 1882 году, предпринял большую поездку по местам, где прошло его детство. Заброшенная повесть не давала ему покоя, он несколько раз возвращался к ней, но дело не ладилось. Писатель рвал испещренные поправками листы, проклинал тот день, когда выдумал Гека Финна. В нем происходила тяжкая внутренняя борьба. Еще очень прочно держались заблуждения насчет особого удела Америки, которая при всех издержках роста со временем должна была, как казалось Твену, сделаться страной, где каждый узнает и настоящую свободу, и настоящее счастье. Но все сильнее давали себя почувствовать и совсем другие настроения — усталость, разочарование, ощущение несбыточности радужных надежд, которые не подтверждала, а опровергала американская действительность.

Лишь через семь лет после того, как были написаны первые страницы, Твен, преодолев свои колебания, вернулся к книге о Геке, и в 1884 году она была завершена. Он переделал злополучную шестнадцатую главу, и она стала ключевой во всей повести. В этой главе Гек ведет мучительный спор с самим собой. Он впервые задумывается над тем, что же он делает. Еще на Джексоновом острове Джим откровенно ему признался, что, случайно услышав о планах мисс Уотсон продать его за восемьсот долларов, решил бежать. И Геку, понятно, следовало бы немедля сообщить об этом хозяйке Джима. Но ведь Гек и сам тогда скрывался, разыграв сцену собственного убийства. Не мог же он, выдав Джима, выдать и самого себя. Жаль, что теперь эти оправдания больше не годятся. Плот находится уже далеко от Санкт-Петербурга. Дальше будет сплошь рабовладельческая территория. И необходимо сделать решающий выбор — либо донести, либо сжечь за собой все мосты.