Мир Марка Твена

А все-таки и здесь различий между ними больше, чем сходства. Том изнывает от скуки на школьных уроках и воскресных проповедях, ему давно приелась даже непрекращающаяся война с Сидом, он тяготится размеренной повседневностью Санкт-Петербурга и все замышляет что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы скрасить эти мирные и безликие будни. На острове он в своей стихии, он охотно прожил бы так и еще неделю-другую, потому что Том все время тянется к жизни простой и естественной, хотя и знает, что рано или поздно придется возвращаться под крыло тети Полли; да это и легко сделать, благо от острова до городка всего лишь полторы мили по реке.

У Гека идея бегства несравнимо серьезнее. Уж он-то, кажется, во всех отношениях дитя природы — никогда у него не было ни постоянной крыши над головой, ни родительской ласки, ни того, что принято называть «хорошими манерами». Понятно, отчего он так скверно себя чувствует в доме вдовы. А у отца? Вроде бы здесь все по нему — ни книг, ни ученья, лови себе целый день рыбу да покуривай всласть. Только эта естественная жизнь, к которой Гек должен бы быть предрасположен, ему столь же тягостна, как и «нормальный» распорядок, каким его себе представляют вдова или мисс Уотсон. В отличие от Тома Гек давно понял, что эта естественность — не одно лишь сладостное безделье, свобода от всяких нудных правил и приволье не поднадзорного житья. Это еще и непролазная грязь, и грубость нравов, и убожество помыслов, и шрамы от ежедневных порок, и предрассудки еще более дикие, чем в той среде, к которой его пыталась приобщить вдова Дуглас. И против такой естественности Гек бунтует не менее яростно, чем против стараний превратить его в такого же благовоспитанного и бесцветного мальчика, как и большинство в Санкт-Петербурге.

Поэтому бегство для него не забава, а необходимость — самим собой он может остаться лишь вдали от мира, где властвуют «нормальность», насаждаемая провинциальными ревнителями хорошего воспитания, или «простота», которая так ему знакома по опыту общения с отцом.

И прибежищем для Гека становится плот.

Сюжет книги о Геке — плавание, дорога, которая всегда сулит приключения. Конечно, такой сюжет выбран не случайно. В мировой литературе он встречается очень часто. Еще с той поры, как на выжженных солнцем испанских трактах появилась худая и высокая фигура доброго рыцаря верхом на Росинанте и его приземистого, по-крестьянски одетого слуги, сопровождающего своего господина на осле, дорога стала важнейшим художественным мотивом многих замечательных книг. Пройдет по ней, открывая для себя сложности мира, но не теряя веры в доброту человеческого сердца, безродный сирота Том Джонс из замечательной книги Генри Филдинга «История Тома Джонса, найденыша» (1749), — Твен любил произведения этого английского просветителя, убежденного, что «смешное жизнь предлагает внимательному наблюдателю на каждом шагу», и умевшего в обыденности различить и драму, и фарс, и серьезный конфликт. По пыльным российским шляхам прокатит бричка Чичикова в бессмертной поэме Гоголя, а чуть раньше появятся на сельских проселках доброй старой Англии фигуры добродушного мистера Пиквика и его незадачливых друзей, описанных в романе Чарльза Диккенса. Плот Гека и Джима — это еще одно звено давней и плодотворной литературной традиции, которую определяют как роман дороги.

Но по своей Творческой сущности такие романы бывают очень разными. Обычен случай, когда дорога служит лишь удобным способом связать, скрепить разрозненные эпизоды повествования, придав калейдоскопу целостность и выстроив панораму (или, например, сатирическое обозрение) там, где без сквозного мотива дороги не появилось бы единства. И совсем иной характер приобретает тот же образ странствия в «Геке Финне». Река, по которой плывут Гек и Джим, — такой же полноправный герой повествования, как и они сами. Попытайтесь вообразить, что они бы передвигались ну хоть в повозке или пешком через прерию, как Следопыт в романах Купера, — сразу же исчезнет что-то очень значительное, может быть, даже определяющее в книге Твена. Ведь река — это особый мир, живущий по своим законам поэзии, величия, непредсказуемости, вольности, и он никогда не подчинится унылой будничности поксвиллов и бриксвиллов — маленьких городков, стоящих по берегам просторной Миссисипи.

Гек и Джим в ладу с этим миром, в разладе — с людьми, которые его населяют. Для Джима дорога — это нелегкий и опасный путь к свободе, для Гека — самая естественная форма существования. А для самого Твена? Для него река и дорога воплощают вдохновение. Это и вправду целая вселенная — открытая, неисчерпаемая в богатстве своих красок, бесконечно изменчивая и все-таки единая, если только художник сумеет за ее разноликостью обнаружить глубоко пролегающую связь самых, казалось бы, несочетающихся событий, самых далеких друг от друга явлений и вещей. Дорога здесь больше, чем путешествие, дорога — это способ жить в мире и изображать мир.