Мир на костях и пепле (СИ)

Но слова все-таки плотно засели в голове. Все эти смерти, разрушения, страдания — моя вина. Я виновата и ответственна за горе практически каждой семьи Панема. Искупить такое невозможно, но, может быть, старый алкоголик и прав. Даже маленькая помощь лучше, чем ничего. Эта мысль — единственный якорь, но любые попытки сделать хоть что-то полезное, будь то уборка собственного дома, короткий разговор со странной внучкой Сэй или попытка расчесать волосы, становились безрезультатными. Сил ни физических, ни моральных не хватает даже на элементарные действия, а сон или отдых не помогают зарядиться. Мама говорит, что я сейчас должна позаботиться о себе, вернуться к привычной жизни, а потом уже помогать другим. Я согласна, но в то же время чувствую к себе такое отвращение, что пропадает всякое желание хотя бы попробовать.

Проходит еще два одинаковых дня, когда я плыву по течению в никуда. Сэй три раза в день жалуется на отсутствие провианта, и все-таки на пару с Хеймитчем они вынуждают меня отправиться в лес. Прогулка по дистрикту не вызывает добрых эмоций, потому что, даже стараясь не смотреть под ноги, то и дело замечаешь человеческие останки, разорванные арматуры, рухнувшие стены и крыши. Я выстрелила в силовое поле, а эти люди поплатились в лучшем случае своим жильем, в худшем же жизнью. Когда издалека замечаю луговину, точнее то, что стало с ней теперь, подкатывает тошнота, и я долго стою без движения, чтобы прийти в себя. Хеймитч сказал мне еще несколько недель назад, что здесь будет братская могила для всех неопознанных тел, но своими глазами я еще не видела. Неопознанных тел столько, что их привозит сюда огромная машина с металлическим ковшом спереди. Тысячи людей. И всех убила я.

Всюду снуют жители дистрикта: они убирают мусор, разбирают остатки разрушенных зданий, выстраивают что-то новое. Постоянно встречаю мужчин с телегами, лопатами, ломами, откуда-то взялось огромное количество различной техники и приспособлений, которых я ранее никогда не видела. В целом, чувствуется дух возрождения. Около двух сотен людей вернулись обратно после революции, чтобы помочь восстановить наш бывший дом. Старый знакомый Гейла — бывший шахтер Том, которого я встречаю возле луговины, рассказывает, что скоро в дистрикте построят несколько фармацевтических заводов, добыча угля временно или даже навсегда остановлена. Еще он рассказывает о нескольких наших знакомых, большинство из которых, конечно же, мертвы, а я стараюсь сделать вид увлеченного собеседника, но парень, кажется, понимает, что говорит со стеной. Когда мы расходимся по своим делам, Том в шутку говорит, что чуть не принял меня за живого трупа издалека, и что я должна больше есть. В ответ издаю звук, который планировался стать смехом, но вышел каким-то полувсхлипом, и быстро ретируюсь в лес.

Возвращаюсь уже в сумерках с одной тощей уткой и ощущением, что сейчас упаду на месте и пролежу так до завтра. Ноги еле поднимаются, зато в голове ни одной мысли. Плетусь по знакомым улочкам, когда вдруг замечаю первое за долгое время изменение в Деревне Победителей — в доме напротив горит свет. Прохожу еще несколько десятков метров и вижу знакомый затылок около клумбы моего дома. Сердце замирает.

Пит. Я вижу Пита.

Смотрю ему в спину и не могу шелохнуться, будто спугну образ напарника, и он растворится в воздухе. Пит стоит на коленках, руки выпачканы землей, а рядом в тачке лежат кустики полевых цветов. Это примулы. От учащенного сердцебиения начинает неприятно шуметь в ушах. Пит выглядит почти нормально, немного похудел, покрыт целой картой из шрамов и ожогов, в точности, как и я, но в целом в нем узнается тот шестнадцатилетний парень, который стоял со мной на сцене во время Жатвы. Узнается до тех пор, пока он не поворачивается за очередным кустом, замечает меня и вскакивает на ноги, будто увидел призрака. Во взгляде, эмоциях, жестах мне с трудом удается найти хоть что-то знакомое. Делаю шаг вперед, а Пит два назад. Замираю и пытаюсь выдавить хоть что-то.

— Ты вернулся.

— Доктор Аврелий только вчера разрешил мне покинуть Капитолий, — замечаю, как он крепко сжимает руки в кулаки, в глазах читается страх на грани паники. — Кстати, он просил передать, что не может и дальше притворяться, что лечит тебя. Бери трубку, когда он звонит.

Медленно киваю и делаю еще несколько несмелых шагов вперед, Пит отступает лишь на полшага, не сводя с меня глаз. Я не думала, что увижу его снова. Хеймитч объяснил, что ему необходима очень длительная терапия, поэтому он не сможет вернуться в 12-й, возможно, никогда. На тот момент эта информация была лишь очередной каплей в океан боли, но сейчас я понимаю, как сильно скучала. Мой Пит уже давно заключил бы меня в объятия, пообещал, что мы со всем справимся, и я поверила бы. Но мой Пит мертв, его убил Сноу. От этой мысли начинаю злиться на напуганного человека напротив.

— А что ты здесь делаешь? — звучит слишком резко, но я злюсь и не могу сдерживать это.