— А я, если что, быстро бегаю, — добавляю с как можно более доброй улыбкой, пытаясь унять возникшее волнение, и Хеймитч сдается.
— Полчаса! — приказывает он, удаляясь в другую сторону, пока мы уже сворачиваем к луговине.
Пит явно не просто так хочет остаться наедине, ему нужно что-то сказать или спросить. И, с одной стороны, я рада, что он сам стал инициатором нашей прогулки, но, с другой стороны, если сейчас что-то пойдет не так, все усилия пойдут насмарку. Больше я не должна лажать, что бы там ни случилось, и как бы обидно ни было.
— На самом деле пойдем в лес? — интересуюсь я, когда мы перебираемся через почти заваленный забор.
— Насколько мне известно, я не самый лучший напарник для лестных прогулок, но могу попытаться в этот раз не топать.
— Ты это помнишь?
Он отрицательно качает головой.
— Не совсем. Смотрел запись с Игр много раз, так что не знаю, насколько это воспоминание.
— Мне кажется, я никогда не смогу себя заставить посмотреть Игры снова, — трясу головой, пытаясь избавиться от нахлынувших кадров.
— Ну, знаешь, когда другого варианта нет, ничего не остается, — смиренно отвечает Пит, и мне становится его жаль.
Да, очень долгий период нашей жизни подробно запечатлен капитолийскими камерами. Только вот насколько можно верить этим картинкам? Ведь самое важное, все то, что нужно вспомнить Питу, всегда происходило за пределами кадра. Если смотреть интервью и записи Игр, можно запутаться еще сильнее.
Точно знаю, что еще в Тринадцатом ему объяснили, что часть всего этого была лишь для нашего выживания, а в действительности наши отношения были совсем другими. Но вряд ли кто-то мог объяснить, какими именно они были, потому что это неподвластно даже мне. А тогда, после спасательной миссии и нашей первой встречи, Пит видел меня холодной и отстраненной, что только подтверждало все ужасы, вложенные ему в голову.
Я внушила себе мысль, что Пита больше нет, и просто бросила его на произвол судьбы, вместо того, чтобы быть рядом. А должна была пересилить себя и вместе с ним отсматривать кадры и репортажи, объяснять и уговаривать поверить.
— Расскажешь, почему захотел избавиться от наших надзирателей? — перевожу тему, когда мы уже добираемся до кромки леса.
Свежесть и легкая прохлада сразу же обнимает кожу, и Пит с каким-то удивительным для меня наслаждением глубоко вдыхает влажный воздух.
Невольно начинаю улыбаться, усаживаясь на поваленное бревно неподалеку.
— Сначала хотел извиниться за вчерашний вечер, — говорит он, виновато заглядывая мне в глаза.
— Ты не должен извиняться, — отвожу взгляд, потому что к щекам опять приливает кровь.
— Должен, конечно! — Пит усаживается рядом на бревно и проводит рукой по влажной коре. — Наше общение только начинает налаживаться, как я все порчу.
— Собиралась сказать тебе то же самое, — он улыбается и облегченно вздыхает, а я пытаюсь подобрать нужные слова. — Просто объясни мне, что можно делать, а что не стоит.
— Об этом я и хотел поговорить, Китнисс, — его взгляд в мгновение становится задумчивым и немного печальным. — Я еще сам не знаю, насколько доверяю себе. Так что всем вокруг нужно быть осторожнее, а в особенности тебе. Потому что, если начинается приступ… — он замолкает и качает головой. — Ты сама знаешь, что может произойти.
Киваю, и между нами повисает молчание. Неловкость плавно перетекает в раздражение, которое я пытаюсь контролировать всеми своими силами. Только в этот раз я злюсь на себя — совершенно неспособную вести диалоги.
К счастью, после долгого погружения в себя, Пит снова начинает говорить.
— Я просто хочу сказать, что давно не считаю тебя переродком или вроде того. Поэтому не обижайся, если я вдруг веду себя странно, — это не имеет к тебе никакого отношения. Сейчас у меня в голове такая каша, что я даже сам не знаю, отчего может накрыть в следующую минуту. И я не хочу больше никому навредить, хватит и того, что уже случилось…
— Пит, не вини себя в этом, — начинаю я, но он перебивает меня, не дав закончить.
— Нет, я должен винить, чтобы больше ничего подобного не было.
— Ты отлично справляешься, Пит! Я уверена, что больше этого не произойдет, — на автомате вытягиваю руку, собираясь ободряюще сжать его ладонь, но быстро опоминаюсь, и кладу ее рядом. Пит взглядом провожает мое движение, слегка улыбается, а потом сам аккуратно накрывает мою ладонь своей. По коже пробегают мурашки, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заключить его в объятия. По всему телу разливается волна спокойствия: все именно так, как и должно быть.
Разве может быть на всем свете более подходящее место для моей ладони?
— Спасибо, — выдыхает он, убирая свою руку, а я чуть не начинаю хныкать от разочарования, но не подаю виду, а только легко киваю. — А в лесу здорово! Может, иногда будешь звать меня поохотиться?
— Ладно, — эта мысль меня безумно забавляет. — Но если распугаешь всю добычу, сам объяснишься перед Сэй.
— Идет, — усмехается Пит и встает со своего места. — Пойдем в город, пока Хеймитч не примчался сюда с поисковой группой.
Уходить совершенно не хочется, но все же приходится встать.