Наконец, измученная выкидонами Нелоги группа нашла довольно большое стабило с алогией около семи баллов. С облегчением скинув рюкзаки, путешественники сели в тесный кружок, тем самым устроив себе нормальное местечко в океане нелепостей. Костёр разводить не стали из осторожности: как знать, во что может превратиться открытый огонь в этом нестабильном мире. Оперативник Павлу запретил курить. Пообедали холодными консервами. Гусаров лично покормил пленного Фила, предварительно примотав ему свободную руку к туловищу. Павел, сильно покраснев, потчевал связанную Элину.
— Через три-четыре часа выберемся на Землю, — планировал оптимистичный оперативник. — Аборигенов с собой захватим, дома допросим, как следует. На Земле сообщим, что Миоген готовит масштабное вторжение…
— Кто поверит? — усомнился философ.
— Поверят! — заверил его Гусаров. — Я к начальству пойду, по знакомым силовикам пробегусь.
— А воевать кто пойдёт? — уныло промолвил Павел. — Наши жирные обыватели, трусливые и ленивые? Которые дня не могут прожить без чипсов и орешков?
— Наёмников привлечём из воинственных миров.
— Из наёмников плохие вояки, — упорствовал философ. — Увидят состар или плоскач, разбегутся. Я уж про онтронику молчу.
Павел, поёрзав, убито добавил:
— Игнат не рассчитал, что маятник так быстро качнётся…
— Какой ещё маятник? — вскинулся Гусаров.
— Теория маятника, — пояснил философ, глядя на прислушивающегося Игната. — Любое общество всегда стремится к противоположному строю. При демократии люди жаждут диктатуры и порядка, при диктатуре — наоборот, свободы и демократии. Мы быстро построили в Миогене потребительское общество, а оно качнулось в сторону фашизма, то есть орбизма — ответная реакция, всё нормально.
— Ну и почему так резво всё произошло, умник?
— Тут вообще всё быстро происходит. Раньше организации сами конфигурировались. А общество — очень большая организация, которая в момент переконфигурировалась в потребительское общество. И так же быстро — в фашистское. Вообще, потребительство и фашизм — две стороны одной медали, капитализма…
— Может, оставим тут Игната? — предложил Гусаров, прервав рассуждения философа. Дилапер тут же вздрогнул. — Пусть он подилапит немного и переконфигурирует орбизм во что-нибудь более мирное.
— Теперь вряд ли получится, — нахмурился философ. — Миогенцы отказались от самоконфигурации. Сейчас тут всё стабильно: вождь, партия орбистов, институты, армия…
Павел, глядя в землю, уныло профилософствовал:
— Это только в тупых боевиках герои спасают мир. Наш мир уже не спасти, Василий. Мы сами себя погубили жаждой потребления и развлечениями…
— Заныл, моралист! — возмутился оперативник. — Как всякую дрянь придумывать типа обонточки, так ты первый. "Мне нужен домик", "в нём хорошо думать"… Наворотили дел с Игнатом, век не расхлебаешь! Как говорят в народе, ели мёд да редькой отрыгнулось!
— Я хотел как лучше, но не получилось, — попытался оправдаться Павел и не без ехидства добавил: — Как говорят у философов, не та возможность стала действительностью.
Философ замолчал, представляя себе события недалёкого будущего. Миогенцы открывают многочисленные вещеводы, через которые их войска устремляются на Землю. Храбрые миогенские бойцы, характеры которых скопированы с Гусарова, наводят ужас на разучившихся воевать землян. Немногочисленную армию наёмников разгромят в первые же часы. Следом за миогенскими войсками в наш мир заявится Бурая гвардия. Возле крупных земных городов вырастают отстойники, в которые, как скот, сгоняют деморализованных землян. И все проклинают его, Павла, который помог миогенцам в разработках оружия. А орбисты будут очень злы на философа, что он сбежал во время эксперимента. Пощады от них не жди, и в уютном домике на берегу озера не спрячешься.
Наверное, безопаснее остаться здесь, в Миогене и продолжать работать на орбистов. Лар похлопочет перед комиссией по расовой чистоте, и Павла признают полноценным миогенцем. Но для этого нужно предать своих земляков: быстро развязать Фила или Элину, которые со своей слоновьей силищей быстро скрутят Гусарова. Но философ побаивался оперативника с его дьявольской изворотливостью. Если Василий выпутается, то Павлу каюк. И развязать пленных будет затруднительно, ведь дальше до Изобры придётся идти тесной кучкой — алогия вырастет ещё на полдесятка баллов. Гусаров втиснется между философом и аборигенами — попробуй доберись до связушки Фила или Элины, тем более когда вокруг бушует море абсурда. Онтология мира связана с логикой, подобно физическим законам, связанным с геометрией континуума. Изменение онтологии влечёт за собой изменение логики. А если онтология выписывает абсурдные кренделя, то и ничего логического в окружающем мире не остаётся. И, главное, непонятно, почему так происходит.