Мир неземной

Моя мать никогда не возвращалась в Гану. Прошло более трех десятилетий с тех пор, как она уехала с малышом Нана на буксире. После ссоры с Реймондом я позвонила ей и спросила, не думала ли она когда-нибудь о возвращении. Мама откладывала деньги; она могла бы жить там более простой жизнью, не работать все время.

– Вернуться для чего? – спросила мать. – Моя жизнь здесь.

И я знала, что она имела в виду. Все, что мама построила для нас, и все, что она потеряла, хранилось в этой стране. Большинство ее воспоминаний о Нана остались в Алабаме, в нашем доме в тупике на вершине этого небольшого холма. Даже если Америка принесла ей боль, там была и радость – отметины на стене у нашей кухни, показывающие, как Нана подскочил на полметра за один год, баскетбольное кольцо, проржавевшее от дождя. Была я в Калифорнии, моя отдельная ветвь на этом генеалогическом древе росла медленно, но упорно. В Гане оставался только мой отец, Чин Чин, с которым никто из нас много лет не разговаривал.

Вряд ли это место дало все, на что надеялась мать в тот день, когда спросила Бога, куда ей пойти, чтобы дать своему сыну мир. И пусть она не переправлялась через реку вброд и не переходила горы, она все же делала то, что делали многие пионеры до нее, – безрассудно, с любопытством шла в неизведанное в надежде найти что-нибудь немного лучше. И, как и они, она страдала и выстояла, возможно, в равной степени. Когда бы я ни смотрела на нее, потерпевшую кораблекрушение и выброшенную на остров моей королевской кровати, мне было трудно закрыть глаза на страдания. Трудно не провести инвентаризацию всего, что мама потеряла – родную страну, мужа, сына. Убытки только накапливались. Мне было тяжело видеть ее, слышать ее прерывистое дыхание и думать о том, как она выстояла, но да, она смогла. Даже лежание в постели было свидетельством ее настойчивости, того, что она осталась жить, даже когда не очень того хотела. Раньше я считала, что Бог никогда не дает нам больше, чем мы можем выдержать, но потом мой брат умер, и мы с матерью остались наедине с огромным горем; оно раздавило нас.

Мне потребовалось много лет, чтобы понять: жить в этом мире тяжело. Я не имею в виду механику жизни, потому что у большинства из нас сердца будут биться, легкие – поглощать кислород, а мы вообще ничего не будем для этого делать. Для большинства из нас физически и механически умереть труднее, чем жить. Но все же мы пытаемся умереть. Мы слишком быстро едем по извилистым дорогам, занимаемся незащищенным сексом с незнакомцами, пьем, употребляем наркотики. Мы стараемся выжать из своей жизни немного больше. Это естественно. Но жить в этом мире каждый день, когда нам дают все больше и больше испытаний, поскольку меняется природа того, «с чем мы можем справиться», и наши методы того, как мы с этим справляемся, – само по себе чудо.

Глава 51

Кэтрин спросила, может ли она приехать.

– Не надо представлять меня или как-то суетиться. Я просто заскочу на чашку кофе и уйду. Что скажешь?

Я упиралась. Я узнавала в себе старую привычку, потребность самой поправить психическое здоровье моей матери, как будто все, что ей нужно, чтобы выздороветь, – это я с клеевым пистолетом, я с ганской кулинарной книгой и высоким стаканом воды, я с куском песочного коржа. Это не сработало тогда и не работало сейчас. В какой-то момент мне пришлось сдаться, принять помощь.

Я прибралась в доме до прихода Кэтрин. У нас не было грязно, но от старых привычек трудно избавиться. Она пришла с букетом цветов и тарелкой шоколадного печенья. Я обняла ее, пригласила сесть за мой маленький обеденный стол и поставила кофейник.

– Не могу поверить, что не была здесь раньше, – сказала Кэтрин, оглядываясь по сторонам.

Я жила тут почти четыре года, но с виду и не скажешь. Я прожила свою жизнь как женщина, которая привыкла уходить в любой момент. Реймонд называл мою квартиру «центром по защите свидетелей». Ни фотографий семьи, ни вообще каких-либо фотографий. Мы всегда ходили к нему домой.

– На самом деле ко мне нечасто ходят гости, – призналась я. Я отыскала пару кружек и наполнила их. Села напротив Кэтрин, обхватив кружку и грея руки.

Подруга смотрела на меня. Ожидала, что я заговорю, что я каким-то образом возьму на себя инициативу. Я хотела напомнить ей, что не я все затеяла.

– Она там, – прошептала я, указывая на спальню.

– Хорошо, не будем ее беспокоить, – согласилась Кэтрин. – Как поживаешь?