Мир ноэмов

У Эврибиада подкосились ноги и свело живот. Он узнал онейротроны[50] – инструменты, которые позволяли обманывать восприятие так, что ему казалось, будто он вышел из собственного тела. Их использовали и как награду, и как наказание. В физическом мире пациента ничего не менялось, но его душа сгорала в самом страшном аду или испытывала бескрайнее блаженство, даруемое раем.

Он сам испытывал это на себе, когда Аттик и Фемистокл готовили его к войне. У инструмента была ясная задача: научить его инстинктивно выполнять приказы хозяев. И даже сейчас, спустя столько времени, он испытал смесь сильнейшего ужаса и страстного желания. Уйти от мерзостей реального мира. Увидеть альтернативную реальность – более яркую, более живую, чем унылая повседневность, в которую людопсы были погружены с рождения до смерти. От такого искушения отношение к реальности неизбежно менялось. Никто не мог долго пользоваться этими… штуками и не сойти с ума. Привыкание было вовсе не выдумкой. Некоторые забывались настолько, что умирали от истощения. Эврибиад ненавидел такие артефакты – символы угнетенного положения его расы.

Внезапно техник снял маску и с удивлением взглянул на Эврибиада. Тот машинально отступил и столкнулся с Фотидой – он и не заметил, как та подошла.

Он обернулся и на секунду остолбенел, глядя на жену; он растерялся от этой неожиданной встречи, и горло у него пересохло. Она рассматривала его, сложив руки на груди, молча и без видимых эмоций, пока техник не ушел прочь. Потом тихо сказала:

– Вы кажетесь удивленным.

– Меня это смущает.

– Такова цена, – грубовато ответила она. – Если вы не готовы использовать онейротроны, тогда вам нечего делать на этом корабле.

Она уже не злилась, но смотрела на него очень холодно. Он почувствовал, что не в состоянии ей ответить – его почти парализовала ее уверенность. Наверняка Фотида была права, а он – нет. Из них двоих она была умнее. И все же, почти против воли, он слабым голосом спросил:

– Почему?

Какое-то время она молчала, глядя на него. Морда ее сморщилась в досадливой гримасе, словно она пыталась осознать нечто странное и нелепое.

– Властитель Отон берет нас на борт не простыми пассажирами. Мы подсоединяемся к душе Корабля.

– Это рискованно, – оборвал он.

– Вы преувеличиваете опасность. Я усовершенствовала технику подсоединения. Я много над ними работала в последнее время. Достаточно просто соблюдать осторожность. Не взаимодействовать с Кораблем слишком долго.

Она колебалась, одновременно желая поведать ему больше и помня, что решила с ним не разговаривать. Потом, пожав плечами, будто решила, что короткое объяснение никак ее не скомпрометирует.

– Таким образом, – продолжила она довольным тоном, – мы обеспечиваем работу основных аппаратов, за исключением главной силовой установки. Мы отвечаем за системы обороны и атаки, генерирование энергии, за окружающую среду… Сейчас каждого техника контролирует деймон. Мы действуем поэтапно.

Она замолчала и посмотрела в сторону, показывая ему, что разговор окончен и Эврибиад может идти. Довольно вежливо, учитывая обстоятельства.

– Могу себе представить, – услышал он себя будто со стороны. В горле застыл комок.

И во внезапном порыве, очень походившим на желание сбежать, он сжал губы и обошел Фотиду, не зная, что еще сказать.

Она задает себе не те вопросы, – сказал он, в очередной раз шагая к станции. – Или не хочет их себе задавать, так она довольна новыми игрушками. Зачем Отону нужны такие крохотные существа, как его помощники-деймоны, хуже – как людопсы – в управлении Кораблем? Несколько лет назад Фемистокл дал ему загадочный ответ, объяснив, что бог решил децентрализовать некоторые функции корабля, чтобы не заниматься ими самому. И Эврибиад улыбнулся, вообразив себе народец маленьких автоматов, поделивших между собой пункт управления в его собственном черепе.

Теперь он уже не улыбался. До сегодняшнего дня людопсы вели простое существование. И если бы в один прекрасный день бог исчез, в их жизни ничего бы не изменилось. Они продолжили бы ловить рыбу сетью на глубине, строить дома, а зимой жаться к огню. Но что их ждет теперь? Может быть, появится новая каста, почти не уступающая деймонам в ментальных способностях, и станет доминировать над другой? А может, стоит принять то, что Отон дает им, как простые орудия, которые по сути недалеко ушли от копья или весла? Этого он не знал. Но его сердце билось с почти болезненной быстротой – куда сильнее, чем в присутствии Отона или посреди шторма. Близость Фотиды еще больше все усложняла и мешала думать. Он сделал глубокий вдох и стал выдыхать постепенно, выпуская воздух глоток за глотком. Пора отставить все это в сторону, сосредоточиться на какой-нибудь конкретной задаче. Навести порядок в просторных трюмах, например – это ему показалось хорошей идеей.