Мир-о-творец (СИ)

– Да разве тут где развернуться? – фыркнула жена. – Здесь же площадей для таких дел попросту нет. Или ты хочешь в Туле?

– Там нельзя. Она же не в составе графства. Мы там будем не в своем праве.

– Тогда что? Я тебя не понимаю.

– Смотри… – начал он рассказывать. А потом и превратил в жизнь свою задумку.

Сначала ювелиры приводили выводили пробу серебра в норму. А поступающая монета и лом были очень разного качества. Но опыт у них имелся и проблем особых не возникало.

Андрей не стал заморачиваться с максимальной чистотой металла. Он остановился на пробе в 750 долей из 1000 как на оптимальной в плане соотношения ценности к механической прочности. Монеты ведь истирались.

Вот к этому стандарту сырье и приводил.

Потом ювелиры же отливали небольшие плоские прутки. Взвешивали их. Проверяли на трещины и серьезные литьевые дефекты. И передавали дальше – в соседний цех.

Там стояло несколько малых прокатных станов.

В них использовали валы, сделанные из поганого, но твердого фосфористого железа. Их фиксировали в жесткой рамке и приводили в движение через простейший редуктор. Шестеренчатый. Шестеренки для которого отливали по форме из бронзы. Да, довольно быстрый износ. Но форма разъемная имелась и по мере износа можно было быстро производить ремонт.

Получалась на выходе простейшая конструкция, напоминающая чем-то горизонтальную прялку. Ножной привод с двумя педалями. Ручная подача. И фиксированный зазор.

Пруток попадал в один прокатный стан. Немного прокатывался. Его осматривали для поиска трещин и прочих серьезных дефектов. Несли в печь для отжига. Потом подавали на другой прокатный стан. На котором зазор уже был меньше. И так далее.

Всего десять прокатных станов и десять небольших печей в которых шел отжиг заготовок. Так требовалось для того, чтобы минимизировать брак и уменьшить пустую переплавку.

На выходе получались тонкая серебряная полоса фиксированной ширины и толщины. Ее передавали в следующий цех, где имелся один рычажный пресс. Ручной. На который мастер подавал ленту, а подмастерье высекал кружки, давя на ручку. Их передавали в следующий цех, где их загружали в бочку с мелким песком и какое-то время ее вращали, зафиксировав в держателе. Что позволяло немного отшлифовать материал и убрать заусенцы.

Потом эти заготовки чеканили. Опять-таки с помощью рычажного пресса. Ну и финальная обработка производилась в последнем цеху. Там на простенькой и очень примитивной гуртильной машинке производили насечку и калибровку гурта. Для защиты от обрезания. Ну и чтобы поля у гурта были ровными.

Таким образом вся линия насчитывала два рычажных пресса, одну гуртильную машинку, одну плавильную и дюжину вспомогательных печей умещалась в относительно небольшом каменном здании. А всего сотрудников насчитывалось едва три десятка.

По местным меркам – крупная мастерская.

Но работала она на порядок лучше и продуктивнее, чем монетный двор Иоанна Васильевича, с куда многочисленным персоналом. Да и выпускала монету эта мастерская куда более интересную да добротную. Андрей назвал ее денар[12], обозначив номиналом в десять старых новгородских копеек.

Царь, кстати, монеты свои из совсем уж чистого серебра не чеканил, поэтому установка 750-ой пробы не привела к каким-то кризисам оценки. И монеты, что чеканились у него в мастерской вполне годились к прямому пересчету на копейки, сабляницы и полушки.

В сутки, если надо, удавалось производить до шести тысяч таких монет. Что в эквиваленте составляло шестьсот рублей. Это было много. Очень много. Казалось. Однако мастерская почти постоянно работала в полной загрузке. Ибо купцы сами привозили к Андрею свои разнородные монеты и лом для переделки.

Не только московские купцы. До начала военной кампании 1560 года, активно обращались и литовские, и иные. Все-таки обрезкой монеты и ее порчей много где промышляли. И нужда в стабильной валюте для оптового оборота имелась острая. С лета 1560 года запрос на переделку лома и неликвида уменьшился. Но все равно – сохранялся.

Кстати, именно купцы вынудили запустить Андрея еще одну мастерскую, для выпуска более крупной торговой монеты – кроны – аналога германского талера. Номинал составлял пять денар либо пятьдесят копеек. И для Руси крона выступала инструмент для облегчения сделок в крупном опте.

Их выпускали заметно меньше.

Но спрос все равно имелся. И хотя бы по пятьсот-шестьсот монет ежедневно мастерская делала.

В перспективе требовалось выпускать также копейки да прочую мелюзгу, но тут уже Андрей не успел довести технологию до ума. Плюс особняком стоял вопрос изготовления розничных монет. Медных. Без которых также очень сильно страдал рынок. Но их он не касался совершенно. Руки просто не дошли. Никак. Ни на деле, ни в мыслях.

Золото у Андрея также имелось. Но выпуск золотых монет он пока не считал нужным производить. Накапливая золотой запас для других задач. Да и кроны за глаза хватало для удобства крупных сделок. Во всяком случае – пока.

Ну да не суть.