Найл снял со стула медальон, повесил на шею. Череп пронзила такая острая вспышка боли, что он поспешил повернуть медальон другой стороной. Закрыл глаза в попытке пересилить тошноту и чувство обреченности; удалось, но от неимоверного усилия силы ушли, как в песок.
Входя в столовую, Симеон взглянул на Найла с дружелюбной улыбкой, тут же переросшей в тревожную озабоченность.
— Вид–то какой кислый! Тебе бы надо в постель.
Найлу удалось выдавить улыбку.
— Я в порядке. Вот растение твое, боюсь, погибло.
— Погибло? С чего ты взял?
Они вместе отправились коридором к спальне. Не успели дойти, как из приоткрытой двери потянуло гнилью. Симеон опустился возле растения на колени и одну за другой изучил каждую из змеевидных головок. Доггинз стоял в дверях, брезгливо морщась, за спиной у него — Манефон и Милон.
Симеон достал из кармина складной нож. Ухватив самую крупную из головок, он взялся отпиливать; кожа, очевидно, была тугой. Заглянув Симеону через плечо, Найл понял, почему он остановил выбор именно на этой. Если как следует присмотреться, становился заметен игловидный шип, проколовший плоть растения изнутри; он выдавался наружу сантиметров на пять.
Взяв головку в сильные жилистые руки, Симеон ее сдавил, и та раскрылась. Внутри лежал крупный черный москит, вместе с выдвинутым жалом, длины в нем било около десяти сантиметров.
Доггинз тоже опустился рядом на колени.
— Это же обыкновенный болотный москит из Дельты. Разве такой мог сгубить растение? Лезвием ножа Симеон указал на выступающее жало.
— Вполне, если смазать вот это каким–нибудь сильнодействующим ядом, чем–нибудь навроде черт–травы. Малейшая царапина, и смерть наступает мгновенно.
Стянув с небольшого столика скатерку, он заботливо свернул из нее кулек. Затем скинул туда ножом головку, предварительно выщипнув из нее жало, и вручил сверток Милону.
— Отдай Лукреции. Пусть спалит, но чтоб свертка не разворачивала.
В столовую возвращались в задумчивости. Найла опять терзали страх и обреченность.
Когда рассаживались, вошел Уллик.
— Космин говорит, шары будут готовы через полчаса.
Было заметно, что перспектива действия наполняет его радостным возбуждением.
Слегка удивленный удрученным молчанием собравшихся, Уллик обвел всех растерянным взором:
— Что–нибудь случилось? Когда Найл рассказал о происшедшем, возбуждение Уллика схлынуло, лицо омрачилось.
— Видно, Повелитель всерьез настроился сжить тебя со света. Найл покачал головой:
— Не думаю. Убей он меня сейчас, на переговорах поставлен был бы крест. А этого он желает меньше всего.
Симеон кивнул.
— Я согласен с Найлом. Это не что иное, как предупреждение. Дескать, если не заключим мир, гибели всем нам не миновать.
— А если, наоборот, заключим, — тихо добавил Доггинз, — гибели опять–таки не миновать, только тогда он сможет действовать уже со спокойной душой, без спешки.
— А вообще, соваться ли сюда нам? — без особой уверенности спросил Манефон. — От Хозяина и Совета зависит, заключить мир или нет.
Доггинз кивнул.
— Вот почему мы обязаны определиться нынче же, не дожидаясь, пока Совет вынесет свое решение.
— Но что мы можем поделать? — Вид у Милона был окончательно растерянный.
— Слушайте, — обратился Доггинз, — давайте рассудим все как есть. На днях, когда Повелитель попытался покончить с Найлом, Хозяин отказался заключить мир. Он заявил, что пауки в его глазах утратили всякое доверие и миру не бывать. Поэтому я считаю: реально предположить, что он не переменит своего решения и не отдаст Найла паукам. Однако он уже согласился возвратить шары, из чего напрашивается, что он готов на компромисс. Теперь остается единственный вопрос: пойдет ли он еще и на то, чтобы заставить нас уничтожить жнецы? Ведь если он это сделает, мы снова окажемся в исходной точке, с той лишь разницей, что теперь Повелитель будет рассматривать нас как своих врагов. А вам известно так же прекрасно, как и мне, что пауки никогда не прощают того, кто прикончил хотя бы одного из их сородичей. Мы же виноваты в гибели сотен пауков. Поэтому я считаю, что вне зависимости от того, заключит Совет мир или нет. Повелитель будет изыскивать возможности отомстить.
— Ты предлагаешь напасть на пауков сейчас, — спросил Симеон, — даже если они пытаются восстановить мир?
Доггинз кивнул.
— Я предлагаю, если получится, уничтожить Смертоносца-Повелителя раньше, чем ему представится возможность разделаться с нами.
Симеон нахмурился, кустистые брови почти целиком завесили глаза.
— Но как, откуда можем мы быть уверены, что он желает нашей смерти? — Глаза врачевателя уставились на Найла. — Из всех нас опасность больше всего угрожает тебе. Что ты сам можешь сказать?
— Принцесса Мерлью пыталась меня убедить, — ответил Найл, — что Смертоносец–Повелитель желает мира. Надо сказать, ей это почти удалось.