Мир петроглифов Монголии

В верхней части композиции изображен «хоровод» рожениц, расположенных как бы полукругом вплотную друг к другу Nowgorodowa, 1982(I), с. 16, 17, 21]. Все шесть фигур основного ряда имеют преувеличенно большие животы, широко расставленные ноги, согнутые в коленях, и широко раскинутые руки, согнутые в локтях. У некоторых фигур показаны груди, чаще всего в виде точек под мышками. Маленькая фигурка, находящаяся под второй фигурой справа и связанная с ней тремя линиями, скорее всего обозначает родившегося ребенка. Наиболее интересна крайняя правая фигура с большим плодом между ногами, двумя (41/42) грудями и большими оленьими рогами на голове. Рога изображены двумя вертикальными стволами, имеющими отростки. Размеры их столь значительны, что, бесспорно, именно рога являются главной деталью композиции. В том, что показан не олень, а мать-олениха, убеждает весь контекст рисунка: фигура женщины с рогами абсолютно аналогична всем остальным фигурам рожениц, вплоть до таких деталей, как две точки груди. На наш взгляд, в этом изображении передана универсальная идея двух предков-родоначальников — матери-прародительницы и отца-оленя. Олень — одна из центральных фигур мифологии народов Северной и Центральной Азии. Прародительница-олениха сохранилась в монгольских преданиях вплоть до средневековья под именем Олун-гоа, она упоминается в «Сокровенном сказании» и в родословной Чингисхана как родоначальница рода борджигинов. Как видим, образ матери-оленихи уходит своими корнями в каменный век и появился задолго до той эпохи, когда массовое поклонение оленю-предку воплотилось в монументальных скульптурах — знаменитых оленных камнях и изображениях на бронзовых орудиях и оружии, на украшениях и деталях конской утвари.

Образ человека-зверя — один из древнейших в первобытном искусстве. Достаточно напомнить изображение женщины с большим животом под ногами северного оленя из грота Ложери-Бас [Piette, 1907], переплетение и смешение линий и рельефов на костенковских верхнепалеолитических скульптурах, объединяющих воедино человека и зверя — основу прослеженных Э.Е. Фрадкиным полиэйконических композиций, демонстрирующих перевоплощение человека в зверя, зверя в человека или одного зверя в другого [Фрадкин, 1975]. Прослеженный на материалах палеолитических росписей и подвижной скульптуры, этот сюжет, бытовавший у многих первобытных народов, отмечен повсеместно: в Азии, Африке, Америке, и повсюду известны первые божества в облике зверя. Следующий этап — это антропоморфизация божеств. Промежуточное и сопутствующее этому процессу явление — создание синкретических богов (полубогов — полулюдей). Очевидно, на определенном этапе этот процесс связан со сменой идеологии и социальными изменениями. Например, процесс антропоморфизации синтоистских зооморфных божеств Японии не сразу уничтожает зверя-бога. Человек может превращаться в бога-зверя, причем сохраняется такая закономерность: «Зооморфные божества выступают, как правило, в качестве соперников царского рода, а антропоморфные — в качестве его союзников» [Мещеряков, 1979, с. 10]. Это весьма позднее явление еще раз подчеркивает живучесть древних религий и их долгое переживание в рамках новых религий.

При перечислении самых близких параллелей чулуутским роженицам прежде всего необходимо упомянуть изображение на плите в могильнике Черновая VIII, где показана роженица с широко раздвинутыми ногами, перекрытая изображением протомы быка с рогами, направленными вперед. Такая же фигура женщины (42/43) в позе роженицы, перекрывающая изображение быка, у которого, что весьма характерно, также показана только передняя часть (голова, часть туловища и передние ноги), выбита в Тепсее [Вадецкая, 1970, с. 262, рис. 1]. Оба южносибирских рисунка относятся к окуневской культуре и датируются ранним бронзовым веком. По мнению Э.Б. Вадецкой, на всех этих окуневских скульптурах и рисунках показана женщина-мать, прародительница, а сами изображения чаще всего использовались при совершении магического обряда, связанного с облегчением родов [Вадецкая, 1970, с. 264]. Отметим, что чулуутская мать-прародительница показана с оленьими рогами, а окуневские — в контексте с быком.

В Монголии сюжет с роженицей встречается не только среди чулуутских петроглифов, но и в Гоби. При этом гобийские изображения из Тэвш-уул [Волков, 1967, табл. 33] более всего походят па южносибирские: та же ноза, так же широко расставлены руки и ноги. Весьма своеобразный аналог представлен в Туве на писаницах Улуг-хема в материалах М.А. Дэвлет, где изображение роженицы находится среди рисунков окуневского времени.