Первая заповедь
Преуспей в главном деле своей жизни
Дело жизни Тома Хэнкса – это, конечно, актерская игра. Вот как он начинал: во время семейной автомобильной поездки юный Том услышал птицу и сообщил об этом в духе Шекспира: «Чу! Скорбящая голубка!» [1] Как он и надеялся, раздался смех. И до конца поездки он играл с аналогичными фразами: «Чу! Коровы!», «Чу! Мне надо в туалет!». К радости окружающих, он в конце концов сменил пластинку.
Усердным поискам метких выражений Хэнкс предавался в старших классах и в своей ситком-карьере. Постепенно он отошел от комедийности в пользу драматической подготовки. Но с привычками школьника, веселящего весь класс, он до конца не расстался. И Хэнкс – один из самых желанных в мире гостей на ток-шоу, поэтому он вел «Субботним вечером в прямом эфире» девять раз (пятое место за всю историю шоу) между 1985 и 2016 годами, вкладывая всего себя в персонажей – от ужасного олимпийского конькобежца до Мистера Забывчивого. Когда он изображал дорожного менеджера группы Aerosmith, то настроил микрофоны на непривычную мощность и спровоцировал смех одной только манерой произносить слово «присвистывание».
В 1989 году после выхода «Джо против вулкана» Хэнкса спросили, как он подходит к работе над комедией. «Вслепую, – ответил он. – Я думаю, она сама о себе заботится» [2]. Он объяснил, что такое отношение – больше чем уверенность опытного профессионала; оно идет от убеждения, что, если все сделали свое дело, то комедия получится. «Предполагается, что актер сделал – и забыл. Но надо работать над конкретными задачами: по-настоящему войти в сюжет, поразмышлять, что происходит с героями, стать живым персонажем, которого другие способны узнать. Я считаю себя в первую очередь актером и уж потом комиком, но, разумеется, знаю, что я смешной и что мои фильмы – это комедии».
«Быть смешным, когда этого от тебя не требуется, – преступление. А не быть смешным, когда требуется, – это чертов грех. Так нельзя. Что бы то ни было – пьеса Чехова, Ибсена, – так просто нельзя. Довольно пафосное заявление от парня, который переодевался в женщину на кабельном телевидении, да?»
Когда Гэрри Маршалл утвердил Хэнкса на роль в картине «Ничего общего», он искренне поинтересовался у своей звезды, как лучше работать с ним. Хэнкс ответил, что предпочитает избегать долгих и невразумительных дискуссий о мотивациях и хорошо реагирует на базовые комментарии, например «громче», «мягче», «медленнее», «быстрее», «светлее», «мрачнее», «умнее», «удивленнее», «осознанно» или «неосознанно». «С Томом можно сделать целый фильм, используя только эти слова» [3], – сказал Маршалл.
Несколько лет спустя Маршалл вспоминал, что Хэнкс по секрету рассказал, как в другом его фильме режиссер сообщил ему: «Я вижу эту сцену как шартрёз» [4].
«И я тоже», – с готовностью согласился Хэнкс, хотя понятия не имел, что имеет в виду режиссер.
Хэнкс был открыт для разных методов работы с разными режиссерами. Клинт Иствуд славился своей любовью снимать сцены с одного дубля; Пенни Маршалл предпочитала репетировать, пока у всех мозги не взрывались. Хэнкс не возражал даже, когда режиссер пытался его «подколоть»: если сюрприз в виде неожиданного элемента посреди сцены обеспечивал желаемый эффект, Том относился к этому нормально. Он утверждал, что один из самых ценных отзывов, что он получал, звучал так: «Это ужасно. Я ни секунды в это не верю. Ты кошмарен. И ты называешь себя актером?» [5]
Единственное, в чем серьезно нуждался Хэнкс, – график съемок. Если он заранее знал, что запланирована крупная сцена, он мог подготовиться и настроиться, позаботившись о том, чтобы хватило энергии и концентрации.
Перед сложной сценой – где он плачет, например, – Хэнкс запирался в трейлере, стараясь оставаться на высшей точке сконцентрированности, что требовало много сил, когда один час растягивался на четыре. «Ты идешь в атаку, и вот все сделано, а ты вымотан и такой: “Меня больше на это не хватает”, – вспоминал он. – Теперь надо так: “Слушай, я работу сделал, я понимаю, что, когда придет время, все будет как надо”. Это точно так же, как если у ребенка идет носом кровь, есть простой способ ему помочь, вместо того чтобы визжать: “О, боже, у него из носа кровь!”» [6]