К тому времени, как наш вертолет вернулся и забрал нас согласно расписанию через 19 дней после прибытия, тайна сломанной ветки так и оставалась нераскрытой. Кроме ветки, никаких других признаков присутствия людей не появилось. Размышляя об этом сегодня, я считаю маловероятным, чтобы кочевники с низменности прошли многие мили, вскарабкались на тысячи футов, разбили огород, вернулись через год или два, случайно воткнули ветку в землю за пару дней до нашего прибытия, так что мы увидели еще зеленые листья, и ушли, не оставив больше никаких следов. Хотя я не могу объяснить, как появилась ветка, я предполагаю, что на этот раз конструктивная паранойя Гумини была неоправданной.
Однако я, безусловно, понимаю, как у Гумини выработалось его отношение к происшедшему. Область, где он живет, только недавно попала под государственный контроль. До того там продолжались традиционные войны. Наш спутник Пайя, на десять лет старше Гумини, всю жизнь изготовлял каменные орудия. В сообществе, к которому принадлежали Гумини и Пайи, люди, не проявлявшие чрезвычайного внимания к признакам присутствия в лесу чужаков, долго не жили. Нет вреда в том, чтобы с подозрением относиться к веткам, появление которых не имеет естественного объяснения, потратить час на осмотр и обсуждение каждой, а потом проявлять бдительность в отношении других веток. До несчастного случая с каноэ я отмахнулся бы от реакции Гумини как от преувеличенной, так же как я счел преувеличенными опасения насчет сухого дерева, под которым собирался разбить лагерь. Однако теперь я провел на Новой Гвинее достаточно времени, чтобы понять отношение Гумини. Лучше тысячу раз обратить внимание на ветку, которая по естественным причинам упала неестественным образом, чем совершить смертельную ошибку и не обратить внимания на единственную ветку, воткнутую в землю неизвестными людьми. Конструктивная паранойя Гумини была совершенно уместной реакцией опытного и осторожного новогвинейца.
Отношение к риску
Хотя постоянная осторожность, которую я называю конструктивной паранойей, часто встречается у новогвинейцев, я не хочу создать впечатление, будто вследствие нее они парализованы и неспособны к действию. Для начала скажем, что существуют осторожные и неосторожные новогвинейцы, так же как и осторожные и неосторожные американцы. При этом осторожные вполне способны взвешивать риск и действовать. Они совершают некоторые поступки, о которых знают, что они рискованны, однако тем не менее неоднократно совершают их, принимая должные предосторожности. Дело в том, что это жизненно важно: нужно добывать пищу, преуспевать в жизни, а иногда такие действия имеют для них особую ценность. Мне вспоминается высказывание, приписываемое великому хоккеисту Уэйну Гретцки насчет спорных бросков, которые могут не достичь цели: «100% бросков, которых ты
Мои новогвинейские друзья оценили бы остроту Гретцки и добавили бы к ней два примечания. Во-первых, аналогия с традиционной жизнью была бы более близкой, если бы вас наказывали за промахи... но вы все равно делали бы спорные броски, пусть и более осмотрительно. Во-вторых, хоккеист не может неограниченно долго ждать оптимальной возможности нанести удар, поскольку хоккейный матч имеет ограниченную длительность. Точно так же имеет временные лимиты и традиционная жизнь: вы через несколько дней умрете от жажды, если не рискнете отправиться на поиски воды, вы через несколько недель умрете от голода, если не рискнете добыть еду, и вы умрете меньше чем через столетие, что бы вы ни делали. Продолжительность жизни в традиционном сообществе в среднем существенно короче, чем в современном западном мире, в силу таких неконтролируемых факторов, как болезни, засухи, нападения врагов. Каким бы осторожным ни был представитель традиционного сообщества, в любом случае он, скорее всего, умрет, не дожив до 55 лет, и это может означать, что ему придется мириться с более высокими рисками, чем гражданину западного общества со средней продолжительностью жизни в 80 лет, — так же как Уэйну Гретцки пришлось бы делать больше ударов, если бы матч длился 30 минут вместо часа. Вот три примера неизбежного риска, обычного для традиционных сообществ, но ужаснувшего бы нас.